Национальная и религиозная политика Национальную политику можно и нужно целиком отдать в муниципалитеты – чтобы каждый населенный пункт сам решал, считает он себя «национальным» или нет. Несомненно, эта идея не понравится элитам существующих

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Национально-государственное строительство 1917-1922 гг. Образование СССР

Введение

1. Завершение Гражданской войны и национальный вопрос

2. Борьба внутри партии большевиков по вопросу о государственном устройстве страны

3. Образование СССР

4. Конституция СССР 1924 года

Заключение

Список литературы

Введение

На протяжении всей своей тысячелетней истории Россия была и остается многонациональным государством, в котором, так или иначе, необходимо было разрешать межнациональные противоречия. В период Российской империи эта проблема решалась достаточно просто: все жители страны, невзирая на национальность, являлись подданными Государя-Императора Всероссийского, Царя Малой и Белой России и т.п., и т.д. Однако к началу XX в. - эта формула перестала устраивать хоть кого-либо. И в 1917 г. огромная многонациональная империя была взорвана раздиравшими ее противоречиями.

Победив в Гражданской войне, большевики под руководством В.И. Ленина также столкнулись с необходимостью как-то решить проблему государственно-территориального устройства и национальный вопрос. Нельзя сказать, что был выбран наиболее оптимальный вариант. Наоборот, в основу нового союзного государства была заложена своего рода «мина замедленного действия», которая в условиях кризиса - уже на рубеже 1980-1990-х гг. взорвала Союз.

И здесь важно отметить, что во многом эти проблемы так и не решены и продолжают присутствовать в государственном устройстве Российской Федерации. Конечно, действующие власти пытаются решить эти проблемы, однако очевидно, что на это потребуется не одно десятилетие. Поэтому обращение к истории создания СССР и его конституционным основам актуально и в наши дни.

1. Завершение Гражданс кой войны и национальный вопрос

На исходе гражданской войны (1917-1921 гг.) территория страны представляла собой, особенно на окраинах, конгломерат различных государственных и национально-государственных образований, статус которых определялся многими факторами: движением фронтов, состоянием дел на местах, силой местных сепаратистских и национальных движений. По мере того как Красная Армия занимала опорные пункты на различных территориях, возникала необходимость упорядочения национально-государственного устройства. О том, каким оно должно быть, среди большевистского руководства не было единого мнения еще со времен партийных дискуссий по национальному вопросу Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1. М., 1994. С. 173. .

Так, значительная часть большевиков вообще игнорировала идею национального самоопределения, целиком полагаясь на «пролетарский интернационализм» и выступая сторонниками унитарного государства; их лозунг -- «Долой границы!», выдвинутый Г.Л. Пятаковым. Другие выступали сторонниками так называемого «самоопределения трудящихся» (Бухарин и др.). Более осторожную позицию занимал Ленин. Отвергая идею «культурно-национальной автономии», принятую в программах ряда социал-демократических партий Запада, он ставил вопрос о желательной для большевиков форме национального самоопределения в зависимости от конкретно-исторических условий и от того, как будет развиваться «революционная борьба пролетариата». В то же время поначалу симпатии Ленина были очевидными: он сторонник централистского государства и автономизации живущих в нем народов. Впрочем, осознавая сложность проблемы, Ленин настаивал на ее специальном анализе, который следовало бы поручить представителю национальных меньшинств. Закрепление в партии за И.В. Сталиным роли специалиста по национальному вопросу, видимо, было связано с тем, что его «разработки» весьма совпадали с мыслями самого Ленина. В труде «Марксизм и национальный вопрос» Сталин дал определение нации, которое во многом бытует и в настоящее время, и пришел к однозначному выводу о необходимости областной автономии в России для Польши, Финляндии, Украины, Литвы, Кавказа.

Возглавив после революции Народный комиссариат по делам национальностей (Наркомнац), Сталин в сущности мало изменил свою позицию. Он стоял за создание в составе России как можно более крупных независимых государственных объединений с учетом их национальной специфики, хотя образование таких конгломератов он рассматривал, как решение чисто временных задач, препятствующее росту националистических настроений Новейшая история Отечества. Под ред. А.Ф. Киселева. Т. 1. М., 2001. С. 390. .

Вместе с тем революция и практика национально-государственного строительства «снизу» в период 1917--1918 гг. показали, что значение национального вопроса для России большевиками было явно недооценено. Одним из первых это констатировал Ленин при анализе данных о выборах в Учредительное собрание.

Целый ряд территорий, руководимых национальными правительствами, вообще отпал от России. На территориях, находящихся под большевистским контролем, утвердился принцип федеративного устройства, хотя в бурных событиях военного времени было не до решения национальных проблем.

Тем не менее, взаимоотношения «независимых» республик оформлялись путем специальных договоров и соглашений (в области военной, хозяйственной, дипломатической и др.). В период 1919--1921 гг. была подписана целая серия таких договоров, которые предусматривали совместные мероприятия по обороне, в сфере хозяйственной деятельности, дипломатии. Согласно договорам происходило частичное объединение органов управления, которое не предусматривало, однако, подчинение высших и центральных органов советских республик единому центру и единой политике. В условиях жесткой централизации, присущей периоду «военного коммунизма», постоянно возникали конфликты и трения между центральными и местными властями. Проблема заключалась еще и в том, что у самих коммунистов, особенно на местах, весьма заметными были националистические и сепаратистские настроения, и местные руководители постоянно стремились поднять статус своих национально-государственных образований, которые окончательно не были установлены. Все эти противоречия, борьба объединительных и сепаратистских тенденций не могли не сказаться, когда большевики, перейдя к мирному строительству, взялись за определение национально-государственного устройства.

На территории, где к 1922 г. установилась власть, Советов, этнический состав, несмотря на изменение границ, оставался очень пестрым. Здесь проживало 185 наций и народностей (по переписи населения 1926 г.). Правда, многие из них представляли либо «рассеянные» национальные общности, либо недостаточно определившиеся этнические образования, либо специфические ответвления других этносов. Для объединения этих народов в единое государство, бесспорно, существовали объективные предпосылки, имеющие глубокие исторические, экономические, политические и культурные основания. Образование СССР не было только навязанным сверху актом большевистского руководства. Это одновременно был процесс объединения, поддерживаемый «снизу» Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1. М., 1994. С. 175. .

С момента вхождения различных народов в Россию и присоединения к ней новых территорий, что бы ни говорили сегодня представители национальных движений, их объективно начинала связывать общность исторических судеб, происходили миграции, перемешивание населения, складывалась единая хозяйственная ткань страны, основанная на разделении труда между территориями, создавалась общая транспортная сеть, почтово-телеграфная служба, формировался общероссийский рынок, налаживались культурные, языковые и другие контакты. Были факторы и препятствующие объединению: русификаторская политика старого режима, ограничение и стеснение прав отдельных национальностей. Соотношение центростремительных и центробежных тенденций, которые сегодня с новой силой борются на территории бывшего СССР, определяется совокупностью многих обстоятельств: длительностью совместного «проживания» различных народов, наличием компактно заселенной территории, численностью наций, прочностью «сцепления» их связей, наличием и отсутствием в прошлом своей государственности, традициями, своеобразием уклада, национальным духом и т.д. В то же время вряд ли можно провести аналог между Россией и существовавшими в прошлом колониальными империями и называть первую вслед за большевиками «тюрьмой народов». Отличия, характерные для России, бросаются в глаза -- это целостность территории, полиэтнический характер ее заселения, мирная по преимуществу народная колонизация, отсутствие геноцида, историческое родство и сходство судьбы отдельных народов. Образование СССР имело и свою политическую подоплеку -- необходимость совместного выживания созданных политических режимов перед лицом враждебного внешнего окружения Гордецкий Е.Н. Рождение Советского государства. 1917-1920. М, 1987. С. 89. .

2. Борьба внутри партии большевиков по вопросу о государстве н ном устройстве страны

Для выработки наиболее рациональных форм национально-государственного строительства была создана специальная комиссия ВЦИК, у которой с самого начала наметились расхождения с Наркомнацем. Сталин и его сторонники (Дзержинский, Орджоникидзе и др.) большей частью из числа так называемых «русопетов», т.е. лиц нерусской национальности, утративших связь со своей национальной средой, но выступавших защитниками интересов России, выдвинули идею автономизации советских республик. Случаи, когда именно такие группы провозглашают себя носителями великодержавия, представляют любопытный психологический феномен человеческой истории.

Уже на X съезде РКП(б), который знаменовал переход к нэпу, Сталин, выступая с основным докладом по национальному вопросу, утверждал, что Российская Федерация является реальным воплощением искомой формы государственного союза республик. Надо добавить, что именно Наркомнац в 1919-- 1921 гг. занимался строительством большинства автономий в составе РСФСР, определением их границ и статуса, зачастую путем администрирования по следам поспешности и непродуманности. (1918 г. -- Немцев Поволжья трудовая коммуна; 1919г. -- Башкирская АССР; 1920 г. -- Татарская АССР, Карельская трудовая коммуна. Чувашская АО, Киргизская (Казахская) АССР, Вотская (Удмуртская) АО, Марийская и Калмыцкая АО, Дагестанская и Горская АССР (на ее основе позднее был создан еще ряд автономий); 1921 г. -- Коми (Зырян) АО, Кабардинская АО, Крымская АССР.)

Решение съезда по национальному вопросу было составлено с учетом высказанных мнений. Оно подчеркивало целесообразность и гибкость существования различных видов федераций: основанных на договорных отношениях, на автономии и промежуточных ступенях между ними. Однако Сталин и его сторонники вовсе не склонны были брать во внимание критику своей позиции. Это отчетливо проявилось в процессе национально-государственного строительства в Закавказье.

Закавказье представляло собой сложный комплекс национальных отношений и противоречий, сохранившихся с давних времен. Этот регион требовал особенно тонкого и взвешенного подхода. Период существования здесь в предшествующие годы местных национальных правительств, сметенных Красной Армией и местными большевиками, тоже оставил определенный след в сознании населения. Грузия, например, в период своего независимого существования в 1918-1921 гг. наладила довольно широкие связи с внешним миром. Экономика ее имела довольно своеобразные черты: слабая промышленность, но очень заметная роль мелкого производства и мелких торговцев. Сильным было влияние местной интеллигенции. Поэтому некоторые большевистские лидеры, и прежде всего Ленин, считали, что в отношении Грузии нужна особая тактика, не исключающая, в частности, приемлемого компромисса с правительством Ноя Жордания или подобными ему грузинскими меньшевиками, которые не относились абсолютно враждебно к установлению советского строя в Грузии Новейшая история Отечества. Под ред. А.Ф. Киселева. Т. 1. М., 2001. С. 395. .

Тем временем национально-государственное строительство в регионе завершилось созданием Закавказской Федерации (ЗСФСР), однако интересы населения отдельных республик и национальных территорий были попраны. По договору 1922 г. республики передавали свои права союзной закавказской конференции и ее исполнительному органу -- Союзному совету в области внешней политики, военных дел, финансов, транспорта, связи и РКИ. В остальном республиканские исполнительные органы сохраняли самостоятельность. Таким образом, вырабатывалась модель объединения, которой вскоре предстояло пройти испытание на прочность в связи с решением вопроса об отношениях Закавказской Федерации и РСФСР.

В августе 1922 г. для реализации идеи объединения советских республик в центре была образована специальная комиссия под председательством В.В. Куйбышева, но наиболее активная роль в ней принадлежала Сталину. По составленному им проекту предусматривалось вхождение всех республик в РСФСР на правах автономных. Разосланный на места проект вызвал бурю возражений, но в самой комиссии он получил одобрение.

Дальнейшие события характеризуются вмешательством Ленина. Это была, пожалуй, последняя активная попытка партийного вождя, под влиянием болезни постепенно отходившего от руководства, повлиять на течение государственных дел. Позиция Ленина по поводу объединения была неясной, недостаточно определенной, но очевидно, что он был противником сталинского проекта. «Исправить положение» он поручил своему заместителю Л.Б. Каменеву, который, однако, не имел твердых убеждений по национальному вопросу. Составленный им проект учитывал пожелания Ленина и, отвергая идею автономизации, предусматривал договорный способ государственного объединения республик. В таком виде он был поддержан партийным пленумом Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1. М., 1994. С. 180. .

История конфликта между тем получила свое продолжение. В октябре 1922 г. партийные руководители Грузии заявили о своей отставке как несогласные с условиями вхождения в единое государство через Закавказскую Федерацию, считая ее нежизненной (что, впрочем, впоследствии и подтвердилось) и настаивая на отдельном оформлении договора с Грузией. Руководитель Заккрайкома Орджоникидзе пришел в ярость, грозил грузинским лидерам всяческими карами, обозвал их шовинистической гнилью, заявив, что вообще ему надоело нянчиться со стариками с седой бородой. Мало того, когда один из работников ЦК Компартии Грузии назвал его сталинским ишаком, Орджоникидзе обрушил кулак на его физиономию. История получила широкую огласку и известна в литературе как «грузинский инцидент». Она в какой-то мере характеризует нравы, царящие в то время в партийном руководстве. Комиссия, созданная для разбора «инцидента» под председательством Дзержинского, оправдала действия Заккрайкома и осудила грузинский ЦК Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1. М., 1994. С. 181. .

гражданский большевик конституция национальный

3. Образование СССР

30 декабря 1922 г. на съезде Советов, где были представлены делегации РСФСР, Украины, Белоруссии и ЗСФСР, было провозглашено образование Союза Советских Социалистических Республик (СССР). Союз строился на модели, выработанной в Закавказье. Были приняты соответствующие Декларации и Договор. В Декларации указывались причины и принципы объединения. В Договоре определялись взаимоотношения между республиками, образующими союзное государство. Формально оно учреждалось как федерация суверенных советских республик с сохранением права свободного выхода и открытым доступом в нее. Однако механизм «свободного выхода» не предусматривался. В компетенцию Союза передавались вопросы внешней политики, внешней торговли, финансов, обороны, путей сообщения, связи. Остальное считалось в ведении союзных республик. Высшим органом страны объявлялся Всесоюзный съезд Советов, в перерывах между его созывами -- ЦИК СССР, состоявший из двух палат: Союзного Совета и Совета Национальностей. Во всей истории с образованием СССР нельзя не обратить внимание на то обстоятельство, что большую роль во всех мероприятиях играют партийные функционеры, их прихоти и капризы. Свои действия они воплощали в практику с помощью интриг и закулисных маневров. Роль представительных органов сводилась к одобрению выработанных не ими, а партийными органами решений. Долгое время считалось, что с вмешательством Ленина удалось добиться устранения из большевистской практики неверных, с точки зрения решения национального вопроса, установок, выправления сталинской линии Амирбеков С. К вопросу о конституционности строя России в начале XX в. // Право и Жизнь. -1999. - № 24. С. 41. .

В день, когда состоялось образование союзного государства, вышла работа Ленина «По вопросу о национальностях и автономизации». В ней сквозит недовольство Ленина всей историей, связанной с образованием СССР, несвоевременной затеей Сталина, которая, по его мнению, «завела все дело в болото». Однако старания Ленина, его попытки «разобраться» с проявлениями великорусского шовинизма, наказать виновников «грузинского инцидента» особых последствий не имели. Поток событий в партии устремился в другую сторону и проходил без участия Ленина. Уже разворачивалась борьба за его наследство, в которой все больше проявлялась фигура Сталина. Можно сказать, что, показав себя сторонником централистского государства, крутых и грубых административных решений в национальном вопросе, Сталин мало изменил свое отношение к национальной политике, постоянно подчеркивая опасность националистических проявлений.

II Всесоюзный съезд Советов, состоявшийся в январе 1924 г., в траурные дни, связанные со смертью Ленина, принял союзную Конституцию, в основе которой лежали Декларация и Договор, а в остальном ее положения зиждились на принципах Конституции РСФСР 1918 г., отражавших ситуацию острого социального противоборства. В 1924--1925 гг. были приняты конституции союзных республик, в основном повторяющие положения общесоюзной Гордецкий Е.Н. Рождение Советского государства. 1917-1920. М, 1987. С. 93. .

Одним из первых мероприятий, проведенных в рамках Союза, было «национально-государственное размежевание Средней Азии». На территории региона до 1924 г. располагались, кроме Туркестанской АССР, образованной еще в 1918 г., две «народные» советские республики -- Бухарская и Хорезмская, созданные после свержения большевиками с престола бухарского эмира и хивинского хана. Существующие границы явно не соответствовали расселению этнических общностей, чрезвычайно пестрому и неоднородному. Не совсем ясен был вопрос и о национальной самоидентификации народов, и о формах их самоопределения. В результате длительных обсуждений национальных вопросов на местных съездах и курултаях и перекройки границ образовались Узбекская и Туркменская союзные республики. В составе Узбекской ССР была выделена автономия таджиков (впоследствии получившая статус союзной республики), а в ней -- Горно-Бадахшанская АО. Часть территории Средней Азии была передана Казахской АССР (также впоследствии ставшей союзной республикой). Туркестанские и хорезмские каракалпаки образовали свою АО, вошедшую в состав Казахской АССР, а в последующем перешедшей в Узбекскую ССР на правах автономной республики. Киргизы образовали свою автономную республику, вошедшую в состав РСФСР (позднее она тоже была преобразована в союзную республику). В общем и целом национально-государственное размежевание Средней Азии позволило обрести региону на некоторое время стабильность и устойчивость, однако крайняя чересполосица этнического расселения не позволяла разрешить вопрос в идеальном варианте, что создавало и создает вплоть до настоящего времени источник напряженности и конфликтов в данном регионе Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1. М., 1994. С. 189. .

Возникновение новых республик, автономных областей шло и в других районах страны. В 1922 г. в составе РСФСР были образованы Карачаево-Черкесская АО, Бурят-Монгольская АО (с 1923 г. -- АССР), Кабардино-Балкарская АО, Черкесская (Адыгейская) АО, Чеченская АО. В составе ЗСФСР на территории Грузии были созданы Аджарская автономия (1921 г.) и Юго-Осетинская АО (1922 г.). Отношения Грузии и Абхазии, двух территорий с застарелым национальным конфликтом, были оформлены в 1924 г. внутренним союзным договором. В составе Азербайджана в 1921 г. была образована Нахичеванская АССР, в 1923 г. -- Нагорно-Карабахская АО, населенная преимущественно армянами. На территории Украины на левобережье Днестра в 1924 г. возникла Молдавская АССР.

4. Конституция СССР 1924 года

Анализ частей основного закона показывает, что главный смысл Конституции СССР 1924 г. - конституционное закрепление образования СССР и разделения прав Союза ССР и союзных республик. Конституция СССР 1924 г. состояла из двух разделов: Декларации об образовании СССР и Договора об образовании СССР.

В Декларации отражены принципы добровольности и равноправия при объединении республик в Союз ССР. За каждой союзной республикой оставлялось право свободного выхода из СССР. Декларация, как бы обозначала достижения молодой советской власти Конституционное право России: Советское конституционное право от 1918 года до Сталинской конституции // Allpravo.ru - 2003 .

В Договоре закреплялось объединение республик в одно союзное федеративное государство. Ведению СССР подлежали:

а) представительство Союза в международных сношениях, ведение всех дипломатических сношений, заключение политических и иных договоров с другими государствами;

б) изменение внешних границ Союза, а также урегулирование вопросов об изменении границ между союзными республиками;

в) заключение договоров о приеме в состав Союза новых республик;

г) объявление войны и заключение мира;

д) заключение внешних и внутренних займов Союза Советских Социалистических Республик и разрешение внешних и внутренних займов союзных республик;

е) ратификация международных договоров;

ж) руководство внешней торговлей и установление системы внутренней торговли;

з) установление основ и общего плана всего народного хозяйства Союза, определение отраслей промышленности и отдельных промышленных предприятий, имеющих общесоюзное значение, заключение концессионных договоров, как общесоюзных, так и от имени союзных республик;

и) руководство транспортным и почтово-телеграфным делом;

к) организация и руководство Вооруженными Силами Союза Советских Социалистических Республик;

л) утверждение единого Государственного бюджета Союза Советских Социалистических Республик, в состав которого входят бюджеты союзных республик; установление общесоюзных налогов и доходов, а также отчислений от них и надбавок к ним, поступающих на образование бюджетов союзных республик; разрешение дополнительных налогов и сборов на образование бюджетов союзных республик;

м) установление единой денежной и кредитной системы;

н) установление общих начал землеустройства и землепользования, а равно пользования недрами, лесами и водами по всей территории Союза Советских Социалистических Республик;

о) общесоюзное законодательство о межреспубликанских переселениях и установление переселенческого фонда;

п) установление основ судоустройства и судопроизводства, а также гражданского и уголовного законодательства Союза;

р) установление основных законов о труде Конституционное право России: Советское конституционное право от 1918 года до Сталинской конституции // Allpravo.ru - 2003 ;

с) установление общих начал в области народного просвещения;

т) установление общих мер в области охраны народного здравия;

у) установление системы мер и весов;

ф) организация общесоюзной статистики;

х) основное законодательство в области союзного гражданства в отношении прав иностранцев;

ц) право амнистии, распространяемое на всю территорию Союза;

ч) отмена нарушающих настоящую Конституцию постановлений съездов Советов и центральных исполнительных комитетов союзных республик;

ш) разрешение спорных вопросов, возникающих между союзными республиками.

Вне этих пределов каждая союзная республика осуществляла свою власть самостоятельно. Территория союзных республик не могла быть изменена без их согласия. Конституция устанавливала для граждан союзных республик единое союзное гражданство.

Верховным органом власти СССР, в соответствии со ст.8 Конституции являлся съезд Советов СССР. Утверждение и изменение основных начал Конституции подлежит исключительному ведению съезда Советов Союза Советских Социалистических Республик.

Съезд Советов ССР избирался от городских Советов из расчета 1 депутат от 25 тыс. избирателей и от губернских или республиканских съездов Советов из расчета 1 депутат от 125 тыс. жителей Основной закон (Конституция) Союза Советских Социалистических Республик. // Allpravo.ru - 2003. .

В соответствии со ст. 11 Конституции, очередные съезды Советов Союза Советских Социалистических Республик созываются Центральным Исполнительным Комитетом Союза Советских Социалистических Республик один раз в год; чрезвычайные съезды созываются Центральным Исполнительным Комитетом Союза Советских Социалистических Республик по его собственному решению, по требованию Союзного Совета, Совета Национальностей, или же по требованию двух союзных республик.

В период между съездами высшим органом власти являлся ЦИК СССР, состоявший из двух равноправных палат: Союзного Совета и Совета Национальностей.

Союзный Совет избирался съездом Советов СССР из представителей союзных республик пропорционально населению каждой в количестве 414 человек. Они представляли все союзные и автономные республики, автономные области и губернии. Совет Национальностей образовывался из представителей союзных и автономных республик по 5 от каждой и по одному представителю от автономных областей и утверждался съездом Советов СССР. Конституция не устанавливала количественного состава Совета Национальностей. Образованный Вторым съездом Советов СССР Совет Национальностей состоял из 100 человек. Союзный Совет и Совет Национальностей для руководства своей работой избирали Президиум.

В соответствии со ст. 16 Конституции, Союзный Совет и Совет Национальностей рассматривали все декреты, кодексы и постановления, поступающие к ним от Президиума Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров Союза Советских Социалистических Республик, отдельных народных комиссариатов Союза, центральных исполнительных комитетов союзных республик, а также возникающие по инициативе Союзного Совета и Совета Национальностей Основной закон (Конституция) Союза Советских Социалистических Республик. // Allpravo.ru - 2003. .

Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистических Республик имел право приостанавливать или отменять декреты, постановления и распоряжения Президиума Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик, а также съездов Советов и центральных исполнительных комитетов союзных республик и Других органов власти на территории Союза Советских Социалистических Республик.

Законопроекты, восходящие на рассмотрение Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик, получают силу закона лишь при условии принятия их как Союзным Советом, так и Советом Национальностей, и публикуются от имени Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик (ст. 22 Конституции).

В случаях разногласий между Союзным Советом и Советом Национальностей, вопрос передавался в создаваемую ими согласительную комиссию.

При недостижении соглашения в согласительной комиссии, вопрос переносится на рассмотрение совместного заседания Союзного Совета и Совета Национальностей, причем, в случае отсутствия большинства голосов Союзного Совета или Совета Национальностей, вопрос может быть передан, по требованию одного из этих органов, на разрешение очередного или чрезвычайного съезда Советов Союза Советских Социалистических Республик (ст.24 Конституции) Конституционное право России: Советское конституционное право от 1918 года до Сталинской конституции // Allpravo.ru - 2003 .

ЦИК СССР не являлся постоянно действующим органом, а созывался на сессии три раза в год. В период между сессиями ЦИК СССР высшим законодательным, исполнительным и распорядительным органом власти СССР являлся Президиум ЦИК СССР, избираемый на совместном заседании Союзного Совета и Совета Национальностей в количестве 21 человека.

ЦИК СССР образовывал Советское правительство - Совет Народных Комиссаров. СНК СССР являлся исполнительным и распорядительным органом ЦИК СССР и был в своей работе ответственен перед ним и его Президиумом (ст.37 Конституции). В главах о высших органах СССР закреплено единство законодательной и исполнительной власти.

Для руководства отраслями государственного управления создавалось 10 наркоматов СССР (глава 8 Конституции СССР 1924 г.): пять общесоюзных (по иностранным делам, по военным и морским делам, внешней торговле, путей сообщения, почт и телеграфов) и пять объединенных (Высший Совет Народного Хозяйства, продовольствия, труда, финансов и рабоче-крестьянской инспекции). Общесоюзные наркоматы имели своих уполномоченных в союзных республиках. Объединенные наркоматы осуществляли руководство на территории союзных республик через одноименные наркоматы республик. В остальных сферах управление осуществлялось исключительно союзными республиками через соответствующие республиканские наркоматы: земледелия, внутренних дел, юстиции, просвещения, здравоохранения, социального обеспечения.

Особое значение имело повышение статуса органов госбезопасности. Если в РСФСР Государственное политическое управление (ГПУ) было подразделением НКВД, то с созданием СССР оно приобретает конституционный статус объединенного наркомата - ОГПУ СССР, имеющее своих уполномоченных в республиках. «В целях объединения революционных усилий союзных республик по борьбе с политической и экономической контрреволюцией, шпионажем и бандитизмом, учреждается при Совете Народных Комиссаров Союза Советских Социалистических Республик Объединенное Государственное Политическое Управление (ОГПУ), председатель которого входит в Совет Народных Комиссаров Союза Советских Социалистических Республик с правом совещательного голоса» (ст.61). В рамках Конституции выделяется отдельная глава 9 «Об Объединенном Государственном Политическом Управлении» Конституционное право России: Советское конституционное право от 1918 года до Сталинской конституции // Allpravo.ru - 2003 .

Заключение

Обретение народами бывшей Российской империи своей государственности имело двоякие последствия. С одной стороны, оно пробуждало национальное самосознание, способствовало становлению и развитию национальных культур, позитивным сдвигам в структуре коренного населения. Постоянно повышался статус этих образований, удовлетворяющий росту национальных амбиций. С другой стороны, этот процесс требовал адекватной тонкой и мудрой политики центрального союзного руководства, соответствующей национальному возрождению. В ином случае загоняемые до поры до времени внутрь национальные чувства и их игнорирование таили в себе потенциальную опасность взрыва национализма при неблагоприятном раскладе событий. Правда, в то время руководство мало задумывалось об этом, щедрой рукой нарезая территории отдельным государственным образованиям, даже если коренные жители и не составляли на них большинства населения, или легко передавая их «из рук в руки», от одной республики к другой, -- еще один потенциальный источник напряженности.

В 1920-е гг. в рамках национально-государственных образований проводилась так называемая политика коренизации, которая заключалась в привлечении национальных кадров к государственному управлению. Многие из созданных национальных учреждений не имели ни своего рабочего класса, ни сколько-нибудь значительной интеллигенции. Здесь центральное руководство вынуждено было нарушать принципы «диктатуры пролетариата» в пользу национального равноправия, привлекая к руководству весьма разношерстные элементы. Эта сторона коренизации положила начало образованию местных элит с присущей им национальной спецификой. Впрочем, центр прилагал немало усилий, чтобы держать этих местных руководителей «в узде», не допуская излишней самостоятельности и беспощадно расправляясь с «национал-уклонистами». Другой аспект коренизации -- культурный. Он заключался в определении статуса национальных языков, создании письменности для тех народов, которые ее не имели, строительстве национальных школ, создании собственных литератур, искусства и т.д. Надо отдать должное: государство уделяло очень много внимания помощи отсталым в прошлом народам, выравниванию уровней экономического, социального и культурного развития отдельных наций.

Анализ содержания основного закона показывает - Конституция СССР 1924 г. непохожа на другие советские конституции. В ней нет характеристики общественного устройства, нет глав о правах и обязанностях граждан, избирательном праве, местных органах власти и управления. Все это отражено в республиканских конституциях, которые принимались несколько позднее, в том числе и в новой Конституции РСФСР 1925 г.

Список литературы

1. Основной закон (Конституция) Союза Советских Социалистических Республик. // Allpravo.ru - 2003

2. Авакьян С.А. Конституция Poccии: природа, эволюция, современность. М., 1997.

3. Амирбеков С. К вопросу о конституционности строя России в начале XX в. // Право и Жизнь. -1999. - № 24.

4. Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1. М., 1994.

5. Гордецкий Е.Н. Рождение Советского государства. 1917-1920. - М, 1987.

6. История России. XX век. (под ред. Б. Личмана). - Екатеринбург, 1994.

7. Карр Э.. История Советской России. - М., 1990.

8. Конституционное право России: Советское конституционное право от 1918 года до Сталинской конституции // Allpravo.ru - 2003.

9. Коржихина Г.П. Советское государство и его учреждения. Ноябрь 1917 -декабрь 1991. - М., 1995.

10. Кушнир А.Г. Первая Конституция СССР: к 60-летию принятия. - М.: 1984.

11. Новейшая история Отечества. Под ред. А.Ф. Киселева. Т. 1. М., 2001.

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

Изучение основных предпосылок образования СССР: идеологические, национальные, политические, экономические и культурные. Принципы и этапы образования СССР. Особенности Конституции СССР 1924 г. Национально-государственное строительство (1920-е - 1930-е гг.)

реферат , добавлен 16.12.2010


Историко-правовые аспекты национально-государственного строительства в довоенный период. Общая характеристика государственного устройства по Конституции СССР 1936 года. Национально-государственное строительство СССР в годы Великой Отечественной войны.

курсовая работа , добавлен 23.07.2008


Перестройка власти и управления страны в условиях войны. Чрезвычайный характер государственного управления в этот период, эффективность перестройки в сложившейся экстремальной обстановке на военный лад. Изменения в национально-государственном устройстве.

курсовая работа , добавлен 26.12.2011


Этапы образования СССР. Военно-политический, организационно-экономический и дипломатический союз. Национально-государственное строительство. Первый Всесоюзный съезд Советов. Противники проекта автономизации. Реакция В.И. Ленина на "грузинский инцидент".

презентация , добавлен 15.11.2016


Анализ причин, этапов и альтернативных проектов создания самого большого многонационального государства - Советского Союза. Причина создания СССР - правомерное желание правящей партии большевиков во главе с В.И. Лениным. Вопрос самоопределения народов.

реферат , добавлен 03.05.2015


Сущность, начало и причины войны. Участники Гражданской войны: "белые" и "красные", их состав, цели, организационные формы. Деятельность большевиков, кадетов, эсеров и меньшевиков после победы Октябрьской революции. Роль крестьянства в Гражданской войне.

реферат , добавлен 11.02.2015


Детство, юность Владимира Ленина. Начало революционной деятельности. II Съезд РСДРП 1903 г., революция 1905 – 07 г.г., борьба за укрепление партии, годы нового революционного подъема, период первой мировой войны, революция 1917 г. Основание СССР (1922 г

реферат , добавлен 08.01.2006


Экономические и социальные условия подготовки и принятия конституции СССР 1924 года. Перестройка государственного аппарата в соответствии с конституцией. Проблемность взаимоотношений между органами власти и управления СССР и союзных республик.

реферат , добавлен 16.11.2008


Образование в 1936 году народного комиссариата оборонной промышленности. Военная реформа 1924-1925 годов и Красная Армия. Строительство вооруженных сил страны в конце 20-х – 30-е годы. Численность Красной Армии к началу Великой Отечественной войны.

реферат , добавлен 28.05.2009


Укрепление патриотизма и единства народов СССР в годы войны. Осуждение националистических проявлений в республиках. Причины депортации этнических групп советского населения в спецпоселения. Национальный фактор во внешней политике страны в 1941-1945 гг.

Одним из расхожих тезисов советской и белой пропаганды был тезис о том, что Белое движение выступает за единую, неделимую Россию. Но как по-разному понимали этот тезис в советской и белой пропаганде.

В советской пропаганде, пропаганде большевиков тезис о единой, неделимой России характеризовался примерно так: белые несут возрождение тюрьмы народов, чуть ли не колониального ига по отношению к народам Средней Азии, Дальнего Востока, Сибири, малым народностям, что уж говорить о еврейском вопросе, то, что белые – антисемиты всячески подчеркивалось в советской пропаганде, и это был один из очень важных тезисов после революции 1917 года.

В белой пропаганде этот же лозунг за единую, неделимую Россию, как ни странно покажется, не носил именно национально-государственного подтекстом. Он имел прежде всего социальный подтекст, то есть предполагалось, что единая, неделимая Россия – это объединение всех сословий, всех граждан Российского государства, всего народа, и здесь как раз предполагалось национальное единство, а не единство какого-то определенного, конкретного народа: русского, украинского, еврейского и т.д. То есть интересы государственности, национальные интересы ставились выше интересов отдельных народностей, и в этом отношении, наверное, можно было говорить о некоем имперском векторе, имперской составляющей белой пропаганды.

Но какова же была национальная политика белого движения. И мог ли быть осуществлен в реальности тезис советской пропаганды о том, что малейшие стремления к свободе малых народностей, отдельных народностей и наций в составе Российского государства будут подавлены и что не может идти никакой речи – а это кстати тоже был очень популярный тезис – о том, что Белое движение не признает какую бы то ни было независимость бывших частей Российской империи: Финляндии, Польши, Прибалтики, Кавказа, Закавказья, других республик. Насколько все это соответствовало действительности?

На этот вопрос может быть дан однозначный и четкий, на мой взгляд, ответ. В случае победоносного для белых окончания Гражданской войны предполагалось воссоздание единой, но федеративной или даже в какой-то степени конфедеративной государственности. Правда, эти термины «федерация» и «конфедерация» почти не использовались. Гораздо более распространенным определением был термин «областная автономия», «областничество». Что же это означало?

Областничество, областная автономия, прежде всего означало то, что каждая народность, каждая территория в составе бывшей Российской империи имеет право на определенную степень самостоятельности. Но вот степень этой самостоятельности, конечно, должна быть различной, должна варьироваться. Это может быть местное самоуправление, это может быть какая-то культурная автономия, в том случае, если данная народность, данная нация не обладает какими-то претензиями на самостоятельность – на выход из состава России, это может быть современный субъект федерации, выражаясь современным языком. Хотя еще раз отмечу, что сам термин «федерации» белые старались не использовать. Но если будет так, этот субъект, эта областная единица должна иметь местные органы власти, должна иметь местный парламент, какого-то местного главу исполнительной власти.

И, конечно, есть те части Российской империи, которые при всем большом желании, даже в случае победы над советской властью, уже невозможно будет вернуть в состав прежде единой России. Если говорить о конкретных примерах подобного рода. Те части России, которые, пожалуй, уже не вернется в ее состав, – это прежде всего Польша и Финляндия. В отношении их однозначно говорилось, что они будут иметь свою политическую независимость. Однако возникали спорные территориальные вопросы, нужно было четко определить линию государственной границы, четко представить, какая часть территории отойдет к России, а какая останется у Польши и у Финляндии. Затем аналогичную схему стали применять и в отношении прибалтийских республик – это Эстония, Латвия и Литва. Окончательно утвердить эти вопросы было должно все то же национальное собрание, все тот же самый земский собор, который как раз утвердит эту модель, условно говоря, областного устройства.

Второй тип, о котором я уже сказал, – вариант федеративного управления. Наиболее яркий, характерный пример его – это казачьи области. Двенадцать казачьих войск и дополнительно два казачьих войска, созданных Колчаком, – Енисейское и Иркутское, все они без исключения имели свое самоуправление: свои парламенты, своих атаманов. И ни Колчак, ни Деникин не покушались на их ликвидацию. Конечно, были какие-то инциденты, какие-то спорные моменты, связанные со стремлением часть казачьих депутатов и политиков вообще отделиться от России. Такие настроения были, например, свойственны части депутатов Кубанской рады в 1919 году. Но это отнюдь не означало, что Раду нужно распускать, ликвидировать, выборных атаманов упразднять. Никоим образом. Более того, Врангель даже включил всех наличных на тот момент на юге России казачьих атаманов в состав своего правительства.

По подобной схеме предполагалось действовать и с другими территориями, которые тоже буду претендовать на этот областной, или, выражаясь по-современному, федеративный статус. Это предполагалось сделать и в отношении Украины, и в отношении Белоруссии, и тех областей, именно областей, которые белые считали необходимым создать на территории Сибири, Туркестана. Сама Сибирь вообще должна была представлять отдельную область, отсюда знаменитый термин, который часто использовался в Гражданскую войну – Сибирское областничество.

В отношении тех народностей, которые еще не имеют ярков выраженного государственного статуса, предполагалась автономия, местная, культурная, на уровне местного самоуправления, земского самоуправления, на уровне каких-то городских дум, которые будут укомплектованы именно делегатами, представляющими интересы данной местной национальности.

В общем и целом таков был вектор решения национального вопроса. Совершенно очевидно, что мы не можем здесь говорить о восстановлении унитарной модели, которая полностью игнорирует какие бы то ни было национальные особенности. И, наверное, в многонациональном Российском государстве иной политики после революции и Гражданской войны и быть не могло.

DOI: 10.1723 8/issn2227-6564.2018.1.148

ГОЛДИН Владислав Иванович, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник научно-исследовательского управления Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова*

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС И НАЦИОНАЛЬНЫЕ ПОЛИТИКИ В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ В РОССИИ

Рецензия на книгу: Пученков А.С. Национальная политика генерала Деникина (весна 1918 - весна 1920 г.). 2-е изд., испр. и доп. М., 2016. 399 с.

Национальный вопрос и национальные политики противоборствующих сил в годы Гражданской войны в России всегда вызывали интерес исследователей и разнообразные суждения. Эта тематика приобретает особую актуальность в связи со столетием с начала Российской гражданской войны. В рецензии рассматривается монография историка из Санкт-Петербурга А.С. Пученкова, посвященная исследованию национальной политики генерала Деникина. В монографии анализируются взаимоотношения деникинского режима с Польшей и Финляндией, государственными образованиями и народами Кавказа, украинскими националистами и еврейским населением, а также роль и место национального вопроса в деятельности южнорусского Белого движения.

Ключевые слова: Гражданская война в России, Белое движение, национальный вопрос, национально-освободительное движение, национальная политика, национализм, сепаратизм.

Столетие российских революций 1917 года и Гражданской войны в России резко актуализировало данную тематику, обмен мнениями и дискуссии по указанным проблемам, в т. ч. и на страницах настоящего журнала1. Нацио-

нальный вопрос в рассматриваемую эпоху относится к числу наиболее сложных и острых проблем и далеко не всегда находит объективное отражение в литературе. Сегодня нередко оправдывается сепаратизм и национализм,

"См.: Размышляя о 1917-м: круглый стол к 100-летию российских революций // Вестн. Сев. (Арктич.) федер. ун-та. Сер.: Гуманит. и соц. науки. 2017. № 2. С. 146-161; Голдин В.И. По ступеням столетия: история и политика // Вестн. Сев. (Арктич.) федер. ун-та. Сер.: Гуманит. и соц. науки. 2016. № 1. С. 23-31; Его же. Новейшие зарубежные исследования о Гражданской войне начала ХХ века в России // Вестн. Сев. (Арктич.) федер. ун-та. Сер.: Гуманит. и соц. науки. 2016. № 5. С. 128-133.

*Адрес: 163002, г. Архангельск, просп. Ломоносова, д. 2; e-mail: [email protected]

Для цитирования: Голдин В.И. Национальный вопрос и национальные политики в Гражданской войне в России // Вестн. Сев. (Арктич.) федер. ун-та. Сер.: Гуманит. и соц. науки. 2018. № 1. С. 148-151. DOI: 10.17238/ issn2227-6564.2018.1.148

идеализируется Белое движение или же национальные отношения в эпоху российских революций и Гражданской войны рассматриваются сквозь призму хаоса и смуты. Политизированный и тенденциозный характер часто приобретает и видение революционной эпохи и Гражданской войны в России в целом.

В противовес указанным негативным тенденциям рецензируемая монография санкт-петербургского историка, доктора исторических наук А.С. Пученкова, вышедшая вторым, исправленным и дополненным изданием, является глубоким исследованием национальных отношений, противоборства в сфере данных отношений в период Гражданской войны в России и национальной политики генерала А.И. Деникина.

В солидном 50-страничном введении автор обращается к анализу существующей литературы по теме, не ограничиваясь лишь Югом России, но раскрывая ключевые концепты Белого движения и его идеологию, в частности такие дискуссионные понятия, как содержание его основополагающего лозунга «Великая, Единая и Неделимая Россия», доктрина «непредрешения» и др. Белое движение на Юге России зарождалось и развивалось на территориях с пестрым этническим составом, и в силу этого национальная политика приобретала там особую актуальность.

Основная часть монографии состоит из четырех глав, каждая из которых посвящена крупной проблеме национальной политики генерала Деникина. В первой главе исследуется польско-финский вопрос. Автор справедливо указывает, что белое командование с уважением относилось к возрожденной польской государственности, не забывая при этом о защите собственно русских национальных интересов, что воплощалось в пресечении антирусских настроений в Польше и вопросе о будущих границах двух государств. Кроме того, предпринимались попытки удержать Польшу в сфере русского влияния.

Ключевым вопросом взаимоотношений дени-кинцев с Польшей в 1919 году было заключение

соглашения о совместных боевых действиях против большевиков, но переговоры провалились. А.С. Пученков подробно исследует причины этого, делая особый упор на двуличной игре поляков, которые в действительности не собирались подписывать соглашение с белогвардейцами, что сыграло на руку красным. Установить союзнические отношения с Польшей не удалось и деникинскому преемнику генералу П.Н. Врангелю. Автор ссылается на предсказание Деникина о грядущей печальной судьбе польского народа и делает обоснованный вывод о том, что окрыленная успехом в войне с РСФСР Польша пыталась и в дальнейшем выступать на равных в большой европейской игре, но, не рассчитав силы, была уничтожена во Второй мировой войне.

Эти размышления и уроки истории актуальны и для современной Польши, которая стремится активно участвовать в европейские и мировые игры, позиционируя себя в качестве региональной державы и разжигая русофобские настроения.

В книге подробно рассматривается и финская тема, раскрываются противоречия во взаимоотношениях русских белогвардейцев и финнов, не позволившие им заключить военный союз. В связи с затронутым в книге вопросом о планах Маннергейма в отношении Петрограда ограничимся ссылкой на его письмо брату Юхану 21 февраля 1918 года: «...возобновление немецкого наступления значительно облегчает нашу кампанию. Я только боюсь, что мы не успеем в Петербург, а нам туда надо бы»2.

Во второй главе подробно характеризуется кавказская политика генерала Деникина, в т. ч. в отношении Грузии, Азербайджана и Армении, а также горских народов. А.С. Пученков раскрывает иностранные интересы на Кавказе, планы и дей-ствия Великобритании, Германии и Турции на этой территории в условиях продолжавшейся Первой мировой войны. Это правомерно, т. к. само рождение государственных образований на Кавказе и их судьба во многом

2Голдин В.И., Соколова Ф.Х., Журавлев П.С. Русский Север в историческом пространстве Российской гражданской войны. Архангельск, 2006. С. 226.

зависели от действий интервентов. Вместе с тем все это крайне затрудняло проведение в жизнь политики, намеченной генералом Деникиным. Окончание мировой войны не облегчило его положения, ибо Великобритания последовательно отстаивала здесь свои имперские интересы, препятствуя проведению в жизнь идей «Единой и Неделимой России», восстановлению российских позиций на Кавказе.

Автору рецензии было интересно ознакомиться с этой частью книги еще и потому, что летом 2017 года состоялась его поездка по странам Кавказа, в ходе которой приходилось дискутировать с представителями местной общественности по вопросам рождения и становления их государственности в сложной и драматической ситуации 1918 года.

В книге А.С. Пученкова анализируются особенности национальной политики, взаимоотношений и боевых действий между белогвардейцами и национальными движениями Северного Кавказа, где национально-этническая проблематика тесно переплеталась с религиозной. Автор корректно представляет и внимательно анализирует суждения других исследователей, а в связи с неоднократно цитируемым им В.Б. Лобановым мы укажем новую монографию этого историка3.

В третьей главе рассмотрены взаимоотношения Белого Юга с юго-западными русскими землями. Особое внимание в ней справедливо уделено сложным отношениям и противостоянию Добровольческой армии и украинских самостийников. При этом специальный параграф посвящен борьбе с «украинством» в литературной и политической деятельности видного сторонника Деникина В.В. Шульгина, ибо, как указывает автор, Шульгин и его политические единомышленники являлись, пожалуй, главными проводниками национальной политики белых на Украине (с. 225).

Со знанием дела в монографии исследуется бессарабская проблема, поскольку Бессарабия

была незаконно аннексирована Румынией в начале 1918 года. Румынизация края вызывала сопротивление местного населения, но решить бессарабский вопрос в ходе Гражданской войны не удалось ни белым, ни красным. Бессарабия была возвращена в состав СССР лишь в 1939 году в соответствии с советско-германским соглашением. И вновь уроки истории актуальны для современности, ибо сегодня в Румынии идет острая борьба русофилов и русофобов.

В этой же главе рассматривается деятельность Подготовительной по национальным делам комиссии. И хотя ее работа была краткосрочной, все же определенные результаты были достигнуты.

Заключительная глава книги называется «Белое командование и еврейский вопрос». Основное внимание в ней уделяется жестоким еврейским погромам на территориях, контролируемых войсками Деникина, что вызывало большой резонанс и являлось в дальнейшем предметом полемики и жестких оценок в эмигрантских кругах и в исторической литературе. Проанализировав большой и разнообразный фактический материал, А.С. Пученков приходит к выводу, что «антисемитизм никогда не был основой национальной политики администрации ВСЮР». Главной причиной погромов, по его мнению, была война, которую многие добровольцы вели с 1914 года, и для них эти погромы зачастую были средством наживы. Кроме того, еврейство, полагает автор книги, символизировало для многих добровольцев саму революцию, разрушавшую их традиционный жизненный уклад.

В заключение книги подведены основные итоги исследования, раскрыта вся противоречивость национальной политики генерала Деникина. По мнению А.С. Пученкова, реализация базового лозунга Белого движения «Единая, Великая и Неделимая Россия» не была великодержавным шовинизмом белогвардейцев: они видели восстановление границ дореволюционной России

1Лобанов В.Б. Терек и Дагестан в огне Гражданской войны: Религиозное, военно-политическое и идеологическое противоборство. СПб., 2017.

(за исключением этнографической Польши) как условие государственного бытия России. Но реалии распавшейся империи и Гражданской войны, подъем национализма и национальных чувств, стремление к собственной национальной государственности предопределили сложность разработки и реализации национальной политики генерала Деникина. Здесь требовались гибкость и умелая дипломатия, чего ему и его военным коллегам не хватало. В книге названы их конкретные ошибки и упущения.

А.С. Пученков утверждает, что нельзя говорить об отсутствии у белых продуманной и разработанной национальной политики, ибо

серьезные шаги в этом направлении предпринимались уже с конца 1918 года. Но заметим, что не приходится говорить и о целостности, и об эффективности национальной политики белых. Да и сам автор делает вывод о том, что «недостаточно компетентная национальная политика - это не вина Деникина, а беда». Способность красных вступать союз со вчерашними «инородцами» и получать поддержку во многом предопределили их победу.

Добавим, что в рецензируемой книге наряду с основным текстом содержится 7 приложений общим объемом почти в 50 страниц, что способствует более глубокому пониманию исследуемой темы.

DOI: 10.17238/issn2227-6564.2018.1.148

Vladislav I. Goldin

Northern (Arctic) Federal University named after M.V Lomonosov; prosp. Lomonosova 2, Arkhangelsk, 163002, Russian Federation;

e-mail: [email protected]

THE NATIONAL QUESTION AND NATIONAL POLICIES DURING THE CIVIL WAR IN RUSSIA

Review of the book: Puchenkov A.S. Natsional"naya politika generala Denikina (vesna 1918 -vesna 1920 g.) . Moscow, 2016. 399 p.

The national question and national policies of the contending forces during the Civil War in Russia has always generated interest and a variety of opinions. Today, this is again a topical issue due to the centenary of the Russian Civil War. This review characterizes a monograph of a St. Petersburg historian A.S. Puchenkov dealing with the national policy of General Denikin. The monograph analyses the interactions between the Denikin regime and Poland and Finland, the state units and peoples of the Caucasus, Ukrainian nationalists and the Jewish population, as well as studies the role and place of the national question in the activities of the South Russian White movement.

Keywords: Russian Civil War, White movement, national question, national liberation movement, national policy, nationalism, separatism.

Поступила: 20.11.2017

For citation: Goldin V.I. The National Question and National Policies During the Civil War in Russia. Vestnik Severnogo (Arkticheskogo) federal"nogo universiteta. Sen: Gumanitarnye i sotsial"nye nauki, 2018, no. 1, pp. 148-151. DOI: 10.17238/issn2227-6564.2018.1.148

Национальный вопрос являлся одним из центральных в новых исторических обстоятельствах в начале XX в., когда произошли кардинальные перемены в судьбе Отечества. Не случайно современная отечественная историография отличается повышенным интересом к проблемам истории Российской империи накануне ее краха, в годы революции и Гражданской войны. На практике в жесточайшей военнополитической и социальной борьбе за власть испытывались идейно-теоретические разработки и программные положения политических партий и организаций, общественных и государственных деятелей. Одно из главных мест занимали национальные проблемы, и потому практически все исследователи, изучающие исторический опыт начала XX в., так или иначе обращаются к данной теме.

При этом следует отметить неравномерный характер тематических интересов ученых - проблемы национальной политики в дореволюционной России рассматриваются гораздо меньше, чем в период революции и Гражданской войны. Это закономерно в силу самой значимости данных вопросов в указанные периоды. Однако и в начале XX в., как свидетельствуют научные разработки последних лет, эти вопросы получали развитие не только в программах и доктринах политических партий и организаций, на теоретическом уровне в трудах специалистов, но и в практической политике. При этом основной упор вполне закономерно делается на национально-государственный аспект, который стал воплощением выдвинутого на первое место в национальной политике права наций на самоопределение.

Одной из характерных черт новейшей историографии последних лет стало также возрастание количества и улучшение уровня исследований по региональной тематике. К примеру, А. А. Елаев исследовал процесс развития национального движения бурятского народа в начале XX в. Он указал, что определенный уровень национальной самостоятельности внутри инородческой общины в связи с реализацией «Устава об управлении инородцами» 1822 г., составленного М. М. Сперанским, сохранялся вплоть до начала XX в. Однако с 1901 г. усилилось стремление центральной власти ликвидировать административно обособленные органы самоуправления бурят, навязать им общероссийскую систему управления. Вместе с противоречиями в реализации аграрной реформы в Забайкалье это привело к росту активности родовой знати, направлявшей петиции, прошения, депутации для защиты этнических интересов и обернулось введением в крае в феврале 1904 г. военного положения.

Большое значение Елаев придает решениям съезда бурят в апреле 1917 г. в Чите, который под влиянием центробежных тенденций, разбуженных по всей стране Февральской революцией, разработал «Статут о временных органах по управлению культурно-национальными делами бурят-монголов и тунгусов Забайкальской области и Иркутской губернии». Вместе с созданием так называемого Бурнацкома как центрального автономного органа и местными органами самоуправления - аймаками - это означало существенный сдвиг в политическом развитии и этногосударственном строительстве в Бурятии.

В целом пребывание в составе России способствовало завершению процесса формирования бурятской народности и началу консолидации ее в нацию, что, соответственно, привело к территориальной организации со своим самоуправлением, возникновению в начале XX в. национального движения и формированию национального самосознания и идеи автономии. К февралю 1917 г. движение переросло в автономистское, возникли зачатки автономии в форме аймаков и собственного руководящего центра - Бурнацкома, что послужило предтечей будущей советской автономии (1).

Д. А. Аманжолова в ряде своих работ подробно проанализировала вопросы формирования национальных требований и деятельности по их реализации в дореволюционный период на примере мусульманского движения в России, в том числе через IV Государственную Думу. Приоритетное внимание в ее работах уделено истории казахского авто- номизма в дореволюционный период, а затем и после Октября 1917 г. Автор считает, что национальные движения мусульман и казахов, в частности, развивались в общем русле демократизации и модернизации всей социальной жизни общества, отвечали насущным требованиям этносов России.

На конкретных примерах Аманжолова показала специфику автономистского движения казахов в 1905-1917 гг., выявила и реконструировала историю формирования движения Алаш, его взаимосвязи с общероссийскими партиями, прежде всего кадетами, роль в условиях поиска общественными силами страны адекватной требованиям времени модели решения национального вопроса после свержения самодержавия. По мнению автора, автономизм российских мусульман, прежде всего на территории современного Казахстана, не был направлен на отделение от империи, а возник в форме культурнического движения, и в начале XX в. оно переросло в политическое. В нем требование национально-территориальной автономии возникло только под давлением общероссийской политической ситуации после краха самодержавия и особенно после Октябрьского переворота большевиков как противовес анархии и диктаторским устремлениям Советской власти (2).

Аманжолова также проанализировала историю сибирского регионализма, выразившегося в движении областников, которое зародилось во второй половине XIX в. и особенно активно заявило о себе с 1905 г. Автор показала, что областничество было формой борьбы за демократизацию национальной сферы и административно-государственного устройства России с учетом ее полиэтничного и поликонфессиональ- ного характера, а также специфики развития регионов, в частности,

Сибири. По ее мнению, предложения и деятельность сибирских областников по реализации областной автономии с предоставлением культурно-национальной автономии коренным народам региона отвечали требованиям модернизации архаичной системы управления, давали простор для удовлетворения насущных нужд этносов и объективно способствовали социальному прогрессу страны. Выдвинутые в ходе развития областнического движения проекты в рамках Сибирской областной думы и органов национального самоуправления ряда сибирских этносов до 1917 г. не были полностью реализованы, а в годы Гражданской войны апробировались в условиях диктатуры А. В. Колчака в рамках культурно-национальной автономии и других форм управления на местах (3).

В ряде статей Аманжолова также обратила внимание на постановку и разрешение национальных проблем в деятельности дореволюционной Государственной Думы. Прежде всего, здесь говорится о проекте польской автономии, с которым выступало польское коло, а также о дискуссии вокруг автономии Финляндии в 1910 г., которая завершилась практической ликвидацией самоуправления в этом регионе (4).

Наиболее подробно это отмечается в нашей монографии, подготовленной в соавторстве с Д. А. Аманжоловой и С. В. Кулешовым - «Национальный вопрос в Государственных Думах России: опыт законотворчества» (М., 1999). Здесь весьма детально прослеживается история обсуждения во всех созывах дореволюционного парламента вопросов межнациональных отношений и национальной политики, разработки и принятия соответствующих законодательных актов. Обращено особое внимание на роль различных партийных фракций и групп в выработке государственной политики в отношении автономистских и федералистских предложений и инициатив различных структур, прежде всего на примере Польши и Финляндии. По нашему мнению, дореволюционная Дума в силу своего правового статуса, места в системе высших органов власти, а также неспособности составлявших депутатский корпус представителей разных политических партий и движений найти взаимоприемлемый компромисс и наладить конструктивное сотрудничество с исполнительной властью, в большинстве случаев не могла должным образом решать проблемы народов России.

В монографии также дается достаточно подробная характеристика автономистских движений в Сибири, среди мусульман Европейской и Азиатской частей империи, но меньше внимания уделено анализу подобных явлений на примере западных национальных окраин. Наибольший интерес представляет освещение в книге роли Думы в практической ликвидации автономии Финляндии в 1910 г., показ характера и существа позиции различных партий и главы правительства П. А. Столыпина по этому вопросу. Наш вывод состоит в том, что в царской России центральная власть не допускала никакой возможности децентрализации системы управления национальными окраинами, а в начале XX в., наоборот, стремилась к ее унификации, что в конце концов создавало дополнительные причины кризиса империи как целостного организма. Наряду с коллективной монографией «Национальная политика России: история и современность» (М., 1997) этот труд раскрывает замысел авторов создать в целом обобщенную сквозную картину развития национальной политики в России в XX в. (5).

Автор настоящей монографии в одном из своих исследований также достаточно подробно осветил вопрос о том, как российский парламент 3-го созыва (1907-1912) выстраивал взаимоотношения имперского Центра с такими автономиями, как Финляндия и Польша. При активном участии премьер-министра П. А. Столыпина и безоговорочной поддержке правых Государственная Дума в 1910 г., по существу, ликвидировала автономию Финляндии. Это наряду с отказом рассматривать проект польского коло об автономии Польши, а также обсуждение так называемого Кавказского запроса, в ходе которого депутаты от левых социалистических и либеральных фракций поднимали вопрос о расширении местного самоуправления и национальном равноправии, демонстрировало курс государственного руководства на дальнейшую централизацию и унификацию управления.

Именно противостояние правых и левых фракций в парламенте, нежелание сотрудничать между собой в общегосударственных интересах во многом отражало и усиливало социально-политическую нестабильность в обществе. Вместе с тем исполнительная власть, не принимая даже конструктивную критику, предпочитала силовые и административные способы разрешения этнополитических конфликтов в стране, что в свою очередь усиливало центробежные тенденции и популярность политических структур, выступавших за федеративное переустройство государства (6).

Определенный вклад в изучение дореволюционной истории федерализма вносит и статья Т. Ю. Павельевой о польской фракции в Государственной Думе в 1906-1914 гг. Автор считает, что сильной стороной польского коло была деловая обратная связь с активистами движения в Царстве Польском. При этом, проводя тактику «свободных рук» и не заключая постоянных соглашений с другими фракциями, отстаивая сдержанную оппозиционную тактику, польские автономисты во главе с Р. Дмовским стремились добиваться принятия решений, способствовавших усилению самостоятельности края в составе Российской империи. ВIII Думе коло выступало с программой введения самоуправления, аналогичного общероссийскому, уменьшения до общеимперских размеров ставок земельного и городского налогов, восстановления прав польского языка, по крайней мере, в области частного образования и самоуправления, а также участия Царства в ряде культурных мероприятий, финансируемых казной, прежде всего в аграрных реформах.

Вся деятельность Думы и коло, как полагает Павельева, наглядно показали неспособность существующей власти прислушаться даже к наиболее умеренным требованиям, выходящим за пределы традиционных политических установок и, прежде всего, в отношении национальностей. В частности, Дума приняла Закон о выделении Холмщины из состава Царства Польского, что, несомненно, ущемляло интересы поляков. Прямо об автономии польское коло вопрос уже не ставило, как это было прежде (7).

К сожалению, в монографии, посвященной данному периоду, «Россия в начале XX века» (М., 2002) эти исследования в специальном разделе «Межэтнические отношения», написанном Л. С. Гатаговой, оказались выпущенными из виду. К тому же ряд использованных практически дословно материалов нашей работы «Национальный вопрос в Государственных Думах России: опыт законотворчества» почему-то приводится без указаний на нее, а архивные ссылки даны неверно. Имеются и досадные фактические ошибки: к примеру, известный государственный деятель А. В. Кривошеин в 1911 г. не был губернатором Семиреченской области или Туркестана, как пишется на странице 160, а являлся, как известно, Главноуправляющим землеустройством и земледелием (8).

Вообще, взятый автором для анализа срез межэтнической конфликтности «по горизонтали», на необходимость изучения которого обратил внимание в 1997 г. В. П. Булдаков, безусловно, представляет интерес для более полного освещения всего комплекса национальных проблем в России в начале XX столетия и понимания их социокультурной специфики. Однако не вполне правомерно ограничиваться только этим аспектом, а краткое упоминание о «бурном обсуждении проблем», связанных с национальными движениями и межэтническими коллизиями, и о дискуссиях либералов и правых без их основательного освещения или хотя бы отсылки на уже проделанную известными учеными работу по их анализу вряд ли можно считать достаточным. В определенной степени этот пробел восполняется во введении к монографии, написанном руководителем авторского коллектива А. Н. Сахаровым (9).

К тому же нельзя не согласиться с мнением В. А. Тишкова о том, что нельзя прямо искать ответы на современные проблемы в истории (определенное увлечение исторической конфликтологией прослеживается, например, в некоторых работах Д. А. Аманжоловой). Устойчивая отечественная традиция обществоведческого анализа выражается, в частности, как верно пишет ученый, в том, чтобы доказать: чем глубже этот экскурс, тем убедительнее объяснение проблемы. Мощный объяснительный и мобилизационный ресурс истории при этом, конечно, не сбрасывается со счетов, как и сам жанр академического нарратива (10).

Обращают на себя внимание плодотворные идеи и суждения, высказанные В. П. Булдаковым в монографии «Красная смута» (М., 1997). Ученый подчеркивает, что этнопатернализм был базовой чертой российского имперства, он освящался своего рода унией веротерпимого самодержца с народами. При этом национальные движения предлагается изучать с учетом их разнохарактерности, не допуская романтизации, а также имея в виду имперски-этноиерархичную ментальность их лидеров. К тому же верно подмечено, что такие движения в большинстве своем имели охранительно-этноидентификационный характер, на них сильно повлияла «солдатизация» периода Первой мировой войны, местные обстоятельства развития. Важно и то, что Булдаков обратил внимание на многогранность национального вопроса вообще, особенно в связи с воздействием на него войны и армии, дал общую характеристику проблем мусульманского движения и пришел к выводу, что империю развалили не «сепаратисты», а деятели самой центральной власти, а сама революция впоследствии обернулась победой большевиков исторического центра России (11).

Попутно место национальных проблем в политике дореволюционной России освещается и в некоторых других работах применительно к конкретным регионам в трудах биографического плана о национальных деятелях и т.п. Так, А. Ю. Хабутдинов, исследуя работу И. Б. Гасприн- ского и других мусульманских лидеров начала XX в., в частности, отметил, что уже в январе 1906 г. на Н-м Всероссийском съезде мусульман вызвал дискуссии вопрос об автономии. Как известно, И. Гасприн- ский и Ю. Акчурин выступили против нее, а съезд в итоге принял решение о желательности введения культурно-национальной автономии для мусульман страны. Кроме того, именно Акчурин в том же 1906 г. добился от думских кадетов согласия на признание необходимости религиозной и культурно-национальной автономии мусульман наряду с другими общекультурными предложениями (12). В целом же дореволюционный период истории национальной политики в России занимает незначительное место в исследованиях российских ученых последнего 15-летия.

Наиболее ощутимый по своему содержанию пласт исследований 90-х гг. XX в. был посвящен истории Гражданской войны в России. В рамках изучения этого сложнейшего периода в прошлом Отечества ученые освещали и некоторые аспекты национальных проблем в политике красных и белых. Так, Н. И. Наумова в кандидатской диссертации «Национальная политика колчаковщины» (Томск, 1991) отмечала как ключевые великодержавный шовинизм и патриотическую идею великой «единой и неделимой России» в идеологии правительства А. В. Колчака. В результате унитарное государственное устройство рассматривалось как символ национальной мощи, высший итог и цель общественного развития, универсальное средство решения социально- политических проблем. К тому же нация отождествлялась с государством и властью, а политическое самоопределение народов и федерация не принимались, так как, по мнению исследователя, нарушали главную идею колчаковского плана. Это делало невозможным компромисс с национальными деятелями. При этом для белогвардейских политиков значительную сложность составлял вопрос о государственных образованиях народов на подвластной территории. Колчаку, управлявшему Уралом, Западной и Восточной Сибирью, Северным Казахстаном, пришлось столкнуться здесь с трудностью выделения этнической территории, подобно Польше и Финляндии, что, соответственно, делало проблематичным национально-территориальное устройство коренных этносов огромного региона.

Практически впервые был проанализирован курс «белой» власти в отношении коренных народов Урала и Сибири, а также национальных меньшинств, который оценивается негативно. Наумова также заключает, что в целом острота, сложность и масштабность национального вопроса не была осмыслена, а проводившаяся политика силы, русификации и исключения народов из активной политической жизни была неэффективной и обусловливала в конечном счете крах колчаковщины. В главе «Колчаковщина и проблемы национально-государственного устройства народов России» Наумова дала характеристику отношений режима с Прибалтийскими, Закавказскими республиками, Украиной, Польшей и Финляндией, обратив при этом внимание на влияние западных государств на выработку политической позиции правительства Колчака в отношении этих регионов бывшей империи (13).

Более детально исследовал проблему на примере Бурятии упоминавшийся А. А. Елаев. Автор акцентировал внимание на позиции национальных сил в их отношениях с белыми и указывал, что она состояла в лавировании и компромиссах с целью форсирования создания национальной автономии. Это повлияло на сотрудничество с атаманом Семеновым, а также обусловило создание аймачных отрядов «Улан-Цагда» для охраны и защиты национальных земств как органов самоуправления.

Елаев раскрыл своеобразие ситуации в крае к началу 1919 г., когда и Советская власть, и правительство Семенова в 1918 г. признали бурятские органы, что означало достижение автономистами цели, но вместе с тем поставило их перед выбором. Предстояло решить: добиваться ли автономии в Российском государстве при реальном доминировании иноязычного большинства или попытаться создать свое государство с родственными монголоязычными народами. В связи с этим в работе освещается попытка ряда национальных деятелей во главе с Ц. Жамцарано создать федерацию - «Велико-Монгольское государство», объединив Внутреннюю и Внешнюю Монголию, Баргу и земли забайкальских бурят. В феврале 1919 г. на конференции в Чите было принято это решение и даже избрано «Временное даурское правительство» в составе 16 человек. Но проводившаяся в жизнь под влиянием атамана Семенова и японских интервентов идея панмонголизма так и не была реализована, и о дальнейшем развитии событий исследователь не повествует (14).

М. В. Шиловский с включением в контекст своей работы вопросов национальной политики изучил историю сибирского областничества во второй половине XIX-XX вв. и показал, что в рядах движения были как автономисты, так и федералисты, а также те, кто признавал Сибирь единой областью и те, кто стоял за ее разделение. Заслуга автора в подробном анализе решений съездов областников, состоявшихся в 1917 г.

и направленных на реализацию идеи Сибирской автономии, выявлении партийного состава областников. Он пришел к выводу, что их идеи носили мелкобуржуазный контрреволюционный характер, использовались исключительно из тактических соображений на начальном и заключительном этапах Гражданской войны в регионе. Достоинством работы Шиловского, по нашему мнению, является освещение конкретных исторических вопросов развития и деятельности автономистских правительств в Сибири и на Дальнем Востоке, их взаимоотношений с правительством Колчака, а также их позиции по вопросу о государственном устройстве Азиатской России в годы Гражданской войны (15).

В уже упоминавшихся работах Аманжоловой сибирское областничество рассматривается как одна из демократических по сути моделей федеративного строительства в России, учитывавшая возможности создания культурно-национальной и территориальной автономии народов региона в зависимости от степени и уровня их этноидентификации. Эта идея, кстати, прослеживается и в коллективных трудах «Национальная политика России: история и современность» (М., 1997) и «Национальный вопрос в Государственных Думах России: опыт законотворчества» (М., 1999). В монографии Аманжоловой «Казахский автономизм и Россия» (М., 1994) на примере современного Казахстана также детально рассматривается опыт реализации проектов, альтернативных большевистской доктрине национального вопроса и самоопределения народов на базе признания Советской власти и диктатуры пролетариата применительно к Западной Сибири и Казахстану.

По мнению Аманжоловой, национальные лидеры движения Алаш, как и башкирские, туркестанские, а также ряд других не помышляли об отделении от России и видели свою задачу в обеспечении интересов своих этносов путем создания автономий в рамках демократической федерации, опираясь на легитимный орган власти - Всероссийское и национальное Учредительные собрания. Их варианты решения национальных проблем не исключали и культурно-национальной автономии, к тому же повсеместно национальные организации, лавируя между двумя главными противоборствовавшими силами - белыми и красными - действовали достаточно гибко и проявляли готовность к разумному компромиссу. Это позволило, в частности, алашординцам, добиться введения колчаковскими властями демократической системы национального судопроизводства, определенной самостоятельности местных органов самоуправления и т.д. (16).

В упомянутых коллективных монографиях показано также, что правительство Колчака стремилось учесть настроения среди областников и национальных структур, достаточно гибко реагировало на их инициативы и не было однозначно жестко унификаторским в своей внутренней политике в отношении проблем самоуправления коренных этносов региона.

В последнее время появляются новые работы по данной проблеме. Так, О. А. Сотова в кандидатской диссертации «Национальная политика кадетов в составе белогвардейских правительств в период Гражданской войны в России» (М., 2002) прослеживает эволюцию программных положений, тактики и форм национальной политики кадетов во всех основных правительствах белых. К сожалению, автор не учла, что многие вопросы проблемы были довольно подробно рассмотрены в уже упомянутых монографиях «Национальная политика России: история и современность» и «Национальный вопрос в Государственных Думах России: опыт законотворчества». К тому же, автор допускает неточность: в автореферате говорится, что кадеты создали министерство туземных дел в Сибирском правительстве (17), тогда как заслуга его создания и деятельности принадлежит сибирским областникам.

Литература, освещающая историю национальной политики в 1900- 1922 гг. с различных точек зрения, отличается многовекторным подходом, что обусловлено целевыми установками авторов и конкретным предметом их исследования. Так, рассматривая проблемы этнографии народов СССР, В. В. Карлов констатировал в начале 90-х гг., что в работах обществоведов преобладает интерес к конкретной истории революционных событий, социальным, экономическим и политическим преобразованиям в различных национальных регионах страны, а также обобщение опыта решения национального вопроса в ходе начатого в 1917 г. строительства социалистического общества.

Он считал, что в обеспечении гарантий этнического воспроизводства и использовании экономического, социального и культурного потенциала страны для всех народов «на равных» в первую очередь состояло историческое значение форм национальной государственности и автономий в России и СССР. При этом Карлов справедливо подчеркивал, что хотя в действительности национальная политика в СССР существенно отличалась от своей «идеальной модели», при всей ее противоречивости национально-государственные институты сыграли, бесспорно, важную роль в «фиксировании», сохранении и развитии этнокультурных особенностей всех народов России в их длительном историческом взаимодействии (18). Эта позиция была направлена против прямолинейного отрицания всего исторического опыта национальной политики в XX в., характерного для многих публицистических и ряда научных работ сразу после распада СССР.

Примером такого рода могут служить некоторые издания, выходившие в национальных республиках на волне растущих центробежных тенденций и отличающиеся ярко выраженной политической заданно- стью. Д. Ж. Валеев, в частности, своими трудами является пример конъюнктурного (в связи с политизацией этничности) подхода к достаточно сложным вопросам. Он, к примеру, обвинил лидера башкирского национального движения в 1917-1919 гг. 3. Валидова в ограничении национального самоопределения башкир рамками автономии в границах федеративной России. По его мнению, Валидов не смог всецело подчинить башкирское движение пантюркизму и никогда не был сторонником создания независимого государства башкир. Более радикальная постановка проблемы, утверждал Валеев, предопределила бы соответствующий выбор средств и программные цели. Это, в свою очередь, могло привести башкирский народ к более широкому статусу, «что, несомненно, сыграло бы позитивную роль».

Такой радикализм, мало отвечающий историческим реалиям, да и объективным требованиям, необходимым для обретения суверенитета, не просто ошибочен в научном плане, но и крайне вреден в политическом смысле как для российской государственности вообще, так и для башкирских этнополитических интересов. К тому же в книге Валеева содержится упрощенное суждение, что и Советская власть в начале Гражданской войны, и А. В. Колчак, и А. И. Дутов в ходе ее развития были едины в своем стремлении не предоставлять башкирам национально-территориальной автономии вследствие господства у большевиков и белых имперского мышления. Он показывает, что союз Валидова с белыми был обусловлен отказом большевиков пойти навстречу различным предложениям об автономии. Как считает автор, Валидов выступал за федеративное тюркское государство, а о создании независимого и абсолютно суверенного государства Башкортостан не помышлял, «хотя такая идея могла бы в то время иметь место» (19).

Не менее популистской можно назвать и оценку Валеевым истории национально-государственного строительства башкир в рамках РСФСР. Справедливо подчеркивая искусственный характер Татаро-Башкирской республики 1918 г., он в то же время доказывает, что «волеизъявление народа для В. И. Ленина не имело никакого значения, и по существу политика, проводимая Центром в национальных регионах, была имперско-колонизаторской, она только слегка прикрывалась фиговым листком самоопределения наций». Предоставление башкирам советской автономии расценивается как тактическая и вынужденная мера.

В целом же автономные образования аналогичные Башкирии изначально не могли в условиях советской федерации служить радикальным средством решения национального вопроса, утверждает Валеев. Оказывается, ему препятствовали многовековые традиции имперско- тоталитарного мышления, выразившегося в жестком и небывалом централизме общественной жизни, устроенном большевиками, что и привело в итоге к распаду СССР. Таким образом, Валеев ставит знак равенства между «колониальной политикой царизма» и «советской имперской политикой», не различая многослойность и неоднозначность как самого исторического процесса, так и политической составляющей в развитии общества на разных этапах. Вполне логично в связи с таким субъективистским, националистическим подходом выглядит требование Валеева создать сегодня федеративную Россию на договорной основе ассоциированных суверенных государств, предоставить союзный статус Башкирии и тезис о том, что «в Башкирии ни один народ, кроме самого башкирского народа, не может решать того, какое он должен иметь национально-государственное устройство, при каком общественном строе ему жить» (20).

Гораздо более продуктивным представляется подход других историков Башкирии, которых Валеев подверг критике в своей книге. Так, уже в 1984 г. и 1987 г. Б. X. Юлдашбаев высказывался против традиционного тезиса советской историографии об изначальной контрреволюционности башкирского движения в 1917-1920 гг. (как, впрочем, и других национальных движений в России), стремился показать всю сложность развития национальных движений в Приуралье и смежных районах в годы революции и Гражданской войны. В более поздних работах он пишет, что начавшееся после февраля 1917 г. движение народов России за самоопределение и автономию прервалось в Октябре 1917 г. И хотя вся советская история подтвердила утопизм искусственно приспособленной к российской действительности марксовой доктрины и модели коммунистического устройства общества, развитие в ряде сфер общественной жизни вопреки несостоятельности эксперимента большевиков шло все-таки по восходящей.

Здесь следует отметить, что в 1988 г. в коллективной работе «Башкирская АССР. Государственно-правовое устройство» (Уфа, 1988) наряду с историей конституционного развития и правового положения Республики указывалось, что опыт ее создания был использован при образовании других советских автономий. Допуская неточности в описании фактов начального этапа строительства БАССР, авторы также остались на старых идеологических позициях, обвинив Валидова в буржуазном национализме и антинародной политике.

Юлдашбаев же убедительно показал, что внутри башкирского национального движения были противники территориальной автономии и Валидова, выступавшие за национально-культурную автономию и поддерживавшие политику Колчака. Вместе с тем и Валидов прошел определенную эволюцию в своих представлениях о национальных интересах и приоритетах башкир, так как на первых порах выступал за общетюркскую автономию народов российского Востока. Автор подчеркивал общебашкирский и демократический характер национализма, его надклассовость, связывая это в том числе и с историческим фактом невозможности этнополитической консолидации и национально-государственного существования народа в тех конкретных условиях (21). Автор также критически оценивает исторический опыт советской автономии башкир. По его мнению, после разгрома инакомыслия в лице Валидова и его сторонников и расширения границ БАССР за счет преимущественно иноязычных по населению районов «сузилось национальное предназначение автономии Башкирской республики, образованной как форма национального самоопределения башкирского народа. Во имя “классового” (пролетарско-бедняцкого) интернационализма автономная республика подверглась массированной деформации, а национализм малой и ущемленной нации огульно был превращен в негативный ярлык и пугало: демократическое его содержание не признавалось, подчеркивался лишь потенциальный национал-экстремизм».

В то же время парадокс ситуации Юлдашбаев видит в характерном для всей советской системы, в разных республиках, совмещении ущемления национально-правовой самостоятельности башкир с командно- административной опекой над ними, с различными сомнительными преимуществами, льготами и скидками для сравнительно малочисленной нации, в том числе повышенным представительством в ЦИКе и Верховном Совете автономии и вообще в сфере руководящих должностей. В итоге, резюмируется в книге, в эпоху сталинизма особенно, да и по настоящее время национальный вопрос не разрешен. Здесь наряду с правильной постановкой большинства рассматриваемых вопросов, проявляется определенная фетишизация идеи государственности как главного или даже единственного рычага в разрешении многообразных проблем национального развития. Общую оценку историографии башкирского национального движения в 1918-1920 гг. дал А. С. Верещагин (22).

В более ранней монографии М. М. Кулыдарипова специально анализируются все аспекты истории становления башкирской советской автономии в 1917-1920 гг. Эта солидная по своему объему и содержанию работа опирается на целый ряд вновь открытых архивных источников и представляет собой попытку взвешенного, объективного исследования противоречивого конкретного опыта решения национального вопроса в России в начале XX в. Автор разводит его ленинское и сталинское понимание, хотя подчеркивает приоритет классового подхода для всей теории и практики большевизма.

Применительно к изучаемой проблеме следует указать, что Кулыпа- рипов довольно подробно осветил развитие настроений и требований в башкирском национальном движении в 1917 г. Он, как и Юлдашбаев, отмечал эволюцию взглядов Валидова по этому вопросу - от пожеланий о создании туркестанской автономии, носившей определенный пантюркистский налет, до собственно башкирской автономии в составе Российской Федерации. Кулынарипов к тому же обратил внимание на непростые взаимоотношения между башкирскими и татарскими деятелями по вопросу о возможности образования Татаро-Башкирской республики. В книге высказываются соображения по поводу ошибочных или заведомо необъективных версий событий 1917 г., развитие автономизма в Башкирии увязывается с аналогичными процессами в других национальных регионах России, особенно мусульманских (23).

Показательно, что Кулынарипов связывает национальные интересы башкир с центральным для них вопросом о земле. Так, в ноябре 1917 г. состоялось решение о необходимости территориальной автономии, объявление которой откладывалось. Именно тогда, указывалось в решении (фармане № 1), все земельные угодья должны были перейти в распоряжение национальной власти. Кроме того, Кулынарипов по существу делает вывод о вынужденном объявлении автономии национальными лидерами края в связи с возникшей угрозой военного вторжения казачьих или других вооруженных сил, противоборствовавших между собой. Отсюда, как пишет историк, и нейтралитет башкирского правительства - Шуро - по отношению к дутовцам.

В монографии рассматривается и проблема отношения белых к национальному вопросу. Как указывается, А. И. Дутов был заинтересован в нейтрализации башкир в условиях триумфального шествия Советской власти и потому первоначально более или менее лояльно относился к их автономии. Кулыдарипов раскрывает также конкретные действия националистов по организации власти и управления на автономной территории, по созданию национальных воинских частей, земельному вопросу, в культурной и духовной сфере. Весьма полезны и сведения о взаимоотношениях башкирских автономистов с большевиками на местах и в Центре в разные периоды развития гражданской войны. По мнению автора, большевики в начале 1918 г. не принимали их идеи, считая предоставление автономии уступкой буржуазным националистам, а также ссылаясь на низкий уровень развития этноса, не доросшего до государственности. Однако и переход к белым, как показал историк, не дал башкирским деятелям возможности реализовать свои цели. Это было связано, прежде всего, с господством идеи «единой и неделимой России» в политике А. В. Колчака. Главное достоинство этой части работы состоит в освещении деталей взаимоотношений башкирских автономистов с белыми по национальному вопросу, а также перипетий их перехода на сторону красных на платформе признания федерализма и включения Башкирской Советской Республики в состав РСФСР. Как и Аманжолова на примере истории казахского автономизма, Кулыпарипов делает вывод о промежуточном положении националов между основными силами в ходе войны, которые одинаково враждебно и подозрительно относились к ним (24).

Важным аспектом истории национальной политики в связи созданием БАССР является изложенная в монографии версия о попытках татарских деятелей организовать Татаро-Башкирскую советскую республику, опираясь на поддержку Наркомнаца и плохое знание большевистскими лидерами специфики межнациональных отношений и этнокультурных проблем. Она являлась важным политическим шагом в деле претворения в жизнь лозунга о праве наций на самоопределение и вместе с тем противоречила реальным процессам национального развития этносов Среднего Поволжья и Приуралья. Данный сюжет наиболее ярко свидетельствует о том, что контуры национальной политики складывались у правящей партии в процессе борьбы за власть в национальных регионах и сопровождались апробацией самых различных, подчас далеких от реалий моделей и проектов.

На основе трудов своих предшественников и новых архивных данных Кулыпарипов осветил процесс достижения соглашения между автономистами и большевистским руководством об образовании БАССР, деятельность валидовского Башревкома по его реализации и подчеркнул, что в отличие от других советских автономий Башкирская была провозглашена путем двусторонних переговоров и подписания специального Соглашения. Указывая на сложности и противоречия этого процесса, автор в целом позитивно оценивает образование БАССР в марте 1919 г. и заслугу В. И. Ленина в этом деле, несмотря на урезанный характер автономии. Кульшарипов показывает различия в представлениях Центра и националов о существе федерализма и пределах самостоятельности его субъектов, которые выливались в конфликты политического, административного и экономического свойства. Главный источник их автор видит в несовпадении приоритетов в понимании сути и цели государственного устройства - для большевиков это был классовый подход, для автономистов - идея национального возрождения во всем ее многообразии (25).

В итоге именно вокруг реализации национально-территориальной автономии и принципа федерализма, проблемы руководства и управления республикой разгорелась острая борьба между Башревкомом и обкомом РКП (б). Кульшарипов детально осветил суть этих расхождений, которые сводились к разделению полномочий и предметов ведения, говоря современным языком. Дело осложнялось военной обстановкой в регионе, обострением межнациональных отношений, противоречиями в понимании сути проблемы в самом партийносоветском руководстве в Центре и на местах. Автор обратил внимание и на неопределенность конституционно-правового положения автономных республик в составе РСФСР в 1920 г., которую были призваны устранить специальные комиссии ВЦИК.

Анализируя дискуссии по поводу БАССР и действия власти при подготовке соответствующих изменений, а также положения декрета о государственном устройстве БАССР от 19 мая 1920 г., Кульшарипов также делает вывод о показательном характере этих процессов. Они свидетельствовали об идущей бюрократической централизации управления, так как Башкирия фактически лишалась как политических, так и экономических прав, гарантированных Соглашением 1919 г. В связи с этим ликвидация Башревкома была, отмечает он, предрешена. В итоге самоопределение башкир стало весьма условным, а судьба национальных деятелей, стоявших за него, оказалась достаточно трагичной (26).

В заключении книги Кульшарипова констатируется историческое значение опыта 1917-1920 гг., который показал противостояние башкирского движения за самоопределение русскому великодержавному шовинизму и шовинизму татарскому, а затем столкнувшегося с попыткой раскола национального течения на основе идеи классовой борьбы. Отстаивая главное - создание автономии в рамках Российской Федерации - башкирские националы, отмечал Кульшарипов, не смогли отстоять ее действительную самостоятельность, к тому же противники автономии в последующем встретили поддержку центральной Советской власти. Как считает автор, уроки прошлого свидетельствуют об актуальности проблем демократического развития народов в полиэтничной стране, о несостоятельности негативных оценок лидера Башкирской автономии 3. Валидова, а также о несовместимости административно- командной системы и подлинного самоопределения народов. Включенные в монографию приложения дают возможность документировать конкретно-исторические исследования по истории национальной политики на примере Башкирии.

В то же время следует отметить, что, к сожалению, в последующем Кулыпарипов стал занимать гораздо более радикальную и необъективную позицию, серьезно удалившую его научные изыскания от поиска исторической правды в угоду политической конъюнктуре и под давлением растущего в определенной части интеллигенции национализма. В частности, необоснованным является утверждение автора о геноциде и этноциде большевиков по отношению к башкирам и т.п. (27).

На примере этого же региона, но с учетом специфики всего мусульманского движения в России, рассмотрел интересующие нас проблемы С. М. Исхаков. Он считает, что роль мусульман в событиях 1917-1918 гг. в нашей историографии очень запутана, а порой и сильно извращена, и рассматривает борьбу за национальную государственность на территории Казанской, Уфимской и Оренбургской губерний. Автор дал общую характеристику позиции мусульманских лидеров в дореволюционный период, подчеркнув отсутствие у них сепаратизма и весьма осторожный подход их к вопросу о статусе национальных регионов с учетом динамики социально-политической ситуации в стране (28).

Исхаков затронул вопрос о создании Башкирской автономии и отметил расхождения в переводах знаменитого фирмана № 1, а также высказал предположение, что ее объявление Башкирским центральным советом в ноябре 1917 г. было вызвано, прежде всего, стремлением лидеров опередить своих местных соперников в борьбе за власть. По его мнению, и большевики руководствовались в первую очередь теми же мотивами: именно ими была продиктована тактика большевиков, вынужденных вначале считаться с приверженцами ислама как реальной политической силой и их вооруженными формированиями (осенью 1917 г. до 57 тыс. человек). В том же плане он оценивает смысл обращения СНК РСФСР от 20 ноября 1917 г. «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока». Стремление большевиков перехватить инициативу в борьбе за массы, читаем далее, сочеталось с попытками давления на Миллят меджлиси, открывшегося в Уфе 20 ноября 1917 г., а затем его разгоном Уральским областным военным советом (29).

Автор осветил фактическую канву национальной политики и деятельности мусульманских лидеров Поволжья и Урала. Решение Миллят меджлиси 29 ноября 1917 г. о создании Идель-Уральского штата (республики) в числе российских штатов как тюрко-татарского он рассматривает как отказ от советского федерализма и проявление надежды на легитимное Учредительное собрание. В то же время исследователь показал противоречия между самими мусульманскими деятелями по вопросам государственности и федерализма, роль и место культурнонациональной автономии в программе Миллят меджлиси, который принял не имевший антироссийского характера проект «Национальной автономии мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири», опубликованный 16 января 1918 г.

Исхаков опровергает имеющееся в историографии мнение, будто идеологи татарской торгово-промышленной буржуазии стремились подчинить своему влиянию всех российских мусульман и были ярыми противниками башкирской территориальной автономии. Он также дифференцирует самих башкирских автономистов на «суверенетистов» и «башкиристов» в зависимости от признания или отрицания автономии для татар и башкир совместно или только для башкир.

По мнению Исхакова, к сожалению, не подтвержденному фактами в его работе, основной экономической причиной стремления последних во главе с Валидовым к территориальной автономии была попытка башкир-вотчинников сохранить угодья, которым угрожал советский декрет о земле. Симпатизируя оппонентам башкирского автономизма в лице Миллят меджлиси, Исхаков пишет, что этот орган пытался достичь компромисса и поэтому принял решение о необходимости Федерации в России, но переговоры с валидовцами провалились, и башкирская автономия была провозглашена 20 декабря 1917 г. (30).

Расхождения в среде башкирских деятелей он объясняет влиянием родоплеменных интересов местной элиты и противоречиями между суфийскими орденами-братствами, тогда как местное население не понимало намерений лидеров, а русские воспринимали идею мусульманской автономии как ущемление своих прав. В статье, освещаются факты из истории провозглашения советской Волжско-Уральской или Идель-Уральской республики (ИУСР) как федеративной части советской России, уточняется позиция 3. Валидова в отношении этого образования. В связи с этим указывается, что уже в январе 1918 г., а не в марте 1919 г. он пытался добиться национально-территориальной автономии для башкир в составе советской России через Идель- Уральскую Советскую республику. В итоге же, говорится далее, к марту 1918 г. большевики сумели создать противовес Идель-Уральской советской республике путем ареста инициаторов ее создания и объявления Казанской губернии Советской республикой (31).

Кроме того, интересны дополнения Исхакова по поводу провозглашения Татаро-Башкирской советской республики 23 марта 1918 г.

Он считает, что этот маневр большевистского Центра в лице Нар- комнаца был направлен на окончательное устранение ИУСР, которая просуществовала один месяц и была ликвидирована как созданная либералами-реформаторами. Новый проект ставил под сомнение и целесообразность автономной Башкирии на юго-востоке этнической территории во главе с Валидовым, но сталинский план не учитывал этнический состав населения и был утопией. Исхаков поддерживает в этом отношении уже высказанные ранее оценки, как и вывод других ученых о стремлении Сталина распространить изобретенную в Наркомнаце модель на другие мусульманские регионы. Подробно об этом писала и Аманжолова в названной выше монографии.

Несмотря на кратковременность существования, культурно-национальная автономия мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири была успешной попыткой воплощения на практике (с учетом российских условий) теории такой автономии. Исхаков также обращает внимание на необходимость при анализе всей проблемы в целом учитывать сильную привязанность тюркских народов России к идее независимости, своеобразие восприятия решений и пропаганды большевиков под влиянием культурного и исторического опыта, а также ислама. Национализм мусульман, считает Исхаков, проявлялся в их стремлении к равноправию с русским народом, а автономизм - в попытке сохранить государство, а не разрушать его в условиях сползания к хаосу (эта позиция также высказывалась ранее другими учеными).

На этой основе Исхаков делает вывод, что объективно действия российских мусульманских лидеров в 1917-1918 гг. были направлены на сохранение огромной державы, не были консервативными и контрреволюционными. Он оправдывает молодых социалистов-мусульман, сменивших к весне 1918 г. либералов и воспринимавших большевистскую агитацию не как коммунистическое учение, а как призыв к созданию национальной власти, которая на практике отвечает интересам всех народов в том или ином мусульманском государстве (32).

Интерпретация Исхакова, дополнительные сведения и источники, вовлеченные им в научный оборот, дают новый ракурс в изучении многогранной и сложной темы. Особенно важно обращение внимания на внутриэтнические и внутримусульманские противоречия в развитии национальных движений, взаимосвязь экономических, социокультурных и политических аспектов национального вопроса. В этом плане полезно обращение к монографии А. Б. Юнусовой «Ислам в Башкортостане» (Уфа, 1999), которая служит хорошим конкретно-историческим дополнением к теме.

Однако, говоря о позиции Исхакова, отметим некоторую очевидную идеализацию роли и значения позиции и деятельности мусульманских лидеров Поволжья и Урала, составивших костяк всероссийских мусульманских организаций, а также определенную односторонность в трактовке тактики большевиков.

Впрочем, и другие исследователи обращают внимание прежде всего на прагматизм большевистской политики. Так, А. Г. Вишневский пишет, что события 1917 г. повлияли на тактику победившей партии, а не на суть самого отношения к национальному вопросу. Федерация стала казаться благом противникам распада империи, и вся последующая деятельность большевиков была направлена на ее восстановление, строилась на сочетании декларируемого федерализма и осуществляемого централизма. И. М. Сампиев же считает, что В. И. Ленин отстаивал фактически в единстве принципы самоопределения и федерализма, что особенно ярко проявилось на VIII съезде партии при принятии II Программы партии в 1919 г. (33).

Еще один интересный пример трактовки национального вопроса в Поволжье и на Урале дают труды татарского ученого И. Р. Тагирова. В 1987 г. в Казани вышла в свет его монография «Дорогой свободы и братства». Труд представляет собой сквозное освещение истории национальной татарской государственности и национального движения с 1552 г. до 1920 г. Применительно к изучаемому периоду автор доказывает, что отношение большевиков к требованиям национальных движений менялось под влиянием политических обстоятельств, допускалось также признание буржуазной федерации в определенных условиях. Основой же концепции социалистической федерации, по его мнению, стали областная автономия и демократический централизм. Таким образом, автор не выходит за рамки сложившейся в советский период трактовки, доказывая, в частности, ошибочность и ненужность проекта культурно-национальной автономии для мусульман и других народов региона, который в июле 1917 г. поддержали Мусульманский социалистический комитет и М. Вахитов. Вместе с тем Тагиров пишет, что именно местные советы с присущей им внутренней автономией практически могли решить вопрос о национально-государственном строительстве, разумеется, советского характера (34).

Рассматривая перипетии борьбы и дискуссий вокруг вопроса о принципах и сущности автономий народов Поволжья и Приуралья, способах удовлетворения социально-экономических и культурных чаяний национальных масс, Тагиров, к примеру, утверждал, что смелость 3. Валидова, выступавшего с требованием территориальной автономии башкир, опиралась на заключенный им незадолго до этого союз с русскими золотопромышленниками и атаманом А. И. Дутовым. Провозглашение Урало-Волжского штата и культурно-национальной автономии мусульман внутренней России автор считает результатом соглашения между контрреволюционными элементами, единственной формой осуществления националистических целей, проявлением стремления татарской буржуазии установить свое господство в регионе.

Следует обратить внимание и на объяснение Тагировым истории с провозглашением Татаро-Башкирской Советской республики. Ее он считает одним из вариантов в борьбе с буржуазными националистами наряду с проектом областного съезда советов о совместной автономии для всех народов Поволжья и Приуралья. Он подчеркивает демократическое содержание Положения ВЦИК о Республике от 22 марта 1918 г., поскольку оно не решало окончательно вопрос о границах и допускало возможность внутренней автономии Башкирии. На деле же такой подход определялся неясностью представлений Центра о способе решения данных вопросов. Тагиров к тому же указывает, что чуваши, марийцы, мордва не намеревались создавать свои республики и с восторгом встретили идею Наркомнаца и ВЦИК, рассчитывая вступить в Татаро- Башкирскую автономию. Лишь нигилисты и буржуазные националисты, выхолостив ее суть, привели Республику к исчезновению, считает автор. В работе Тагирова довольно подробно освещена история провозглашения и формирования границ Татарской АССР в 1920-1921 гг., как свидетельство величайших результатов ленинской национальной политики КПСС и невиданного простора для развития и укрепления дружбы народов, возвышения авторитета русского народа (35).

В новой монографии «Очерки истории Татарстана и татарского народа (XX в.)» (Казань, 1999) Тагиров скорректировал свою концепцию в духе развернувшегося в конце 80-х - 90-х гг. в Республике движения за максимальную независимость от федерального Центра - союзного и российского. Он подчеркивает, что большевики шли к власти не под социалистическими лозунгами, а при использовании мощнейших конъюнктурных факторов, связанных с империалистической войной и исчерпанностью имперского развития России, а также резким ухудшением жизни всех слоев общества. Кроме того, само национально-государственное строительство Татарстана, считает историк, обретало трагические формы и было связано с непрерывными человеческими жертвами (36).

Обращаясь к уже освещавшимся в ранних работах фактам истории начала XX в., Тагиров расставляет некоторые новые акценты в интерпретации событий. Так, автор уже не отмечает ошибочности и ненужности культурно-национальной автономии, а констатирует постановку ее на второстепенное место в решениях Миллят медждиса конца 1917 г. - начала 1918 г. Отрицательная оценка выступления башкирского лидера 3. Валидова сопровождается ссылками на его пессимизм по вопросу об устройстве России в виде штатов и татарской территориальной автономии, а также на стремление образовать суверенную Башкирию без русских переселенцев. Не упоминается уже о его зависимости от золотопромышленников.

Тагиров считает, что идея Идель-Уральского штата базировалась на советской основе и могла в случае реализации обеспечить подлинно федеративное демократическое устройство Советского государства. По поводу Татаро-Башкирской автономии автор отмечает: ее инициатором был М. Вахитов, проект был неприемлем для мари, удмуртов, чувашей и других этносов, так как не учитывал их интересы. Вину же за ее провал автор возлагает вновь на национальных нигилистов и часть татарской и башкирской общественности.

В монографии Тагирова также подробно излагается история образования ТАССР в 1920 г. При этом детализируются представления о разных подходах к ее созданию; в духе современных националистических тенденций в Татарстане подчеркивается наличие устойчивой тенденции в ЦК РКП (б) к созданию маломощной Татарской республики без Казани, Уфы и других территорий совместного проживания татар и других народов, а также констатируется известное сужение прав автономии в декрете от 27 мая 1920 г. об ее образовании в сравнении с имевшимися проектами.

Тагиров обратил внимание и на противоречивое развитие событий, связанных с определением границ автономии, описал попытки С. Саид- Галиева и особенно М. Султан-Галиева добиться расширения ее прав, историю дискредитации и устранения последнего с политической арены. Отмечая также сложности взаимоотношений русских и татар в Республике в конце 20-х гг., автор негативно оценил темпы и характер политики «коренизации» государственного аппарата и замену арабской графики на латиницу, а затем кириллицу. В целом же он резюмировал: «Как бы трудно ни осуществлялся проект национальной автономии татарского народа», какими бы мизерными ни были права Татарской Республики, он стал той базой, опираясь на которую в последующие годы развивалась борьба за создание суверенной государственности (37).

Проблемы национальной политики в изучаемый период исследовались также на примере других крупных российских регионов. Так, К. К. Хутыз, говоря о Гражданской войне на территории Адыгеи, обратил внимание на сильное влияние жестокостей и насилия со стороны красных и белых на позицию коренного населения по отношению к ним. По его мнению, у отсталых народов автономия как форма государственности часто оказывалась нереальной, и вначале приходилось насаждать принцип национального самоопределения извне методом создания «национальных органов» для определенной территории (38).

Интересный срез проблемы дается в кандидатской диссертации Н. А. Почешхова «Гражданская война в Адыгее: причины эскалации». Автор, в частности, рассмотрел процесс усиления политической конфронтации в Адыгее в связи с попыткой создания казачье-горской государственности. По его мнению, этот вопрос был базовым и отражал процесс неустанного поиска форм государственного устройства с учетом специфики кубанского региона, наличия казачьего и горского населения.

При этом главным и неизменным для объединения государственных образований Юго-Востока России был принцип федерализма. В то же время конкретная расстановка социально-классовых и политических сил сильно влияла на суть и количество проектов решения национального вопроса и государственного устройства, справедливо отмечает Почешхов, а путь их развития пролегал от федерализма к сепаратизму и «самостийности». Именно стремление к реализации национального самоопределения содействовало углублению политических противоречий в ходе Гражданской войны между казачеством Дона, Кубани и Терека, между отдельными группами кубанского казачества, между казачеством и горцами, между Кубанским краевым правительством и командованием Вооруженными Силами Юга России. В целом, заключает автор, наличие разных программ административно-государственного устройства Кубани и России, накладываясь на другие не менее сложные и важные обстоятельства в межнациональных отношениях, политизировало общество, предопределило расширение конфронтационных процессов и создало предпосылки для ускоренного формирования Вооруженных Сил революции и контрреволюции (39).

Т. П. Хлынина также обратилась к истории национальной политики в Кубанской области. Она считает, что предоставление самостоятельности советского типа в регионе во многих случаях формировалось Центром, а национальный вопрос отождествлялся с социально-экономической реформой. К тому же играла свою роль привязанность большевистской модели к ожиданию и подготовке мировой революции. Ее запаздывание, считает Хлынина, корректировалось различными формами федеративной связи, поглощавшей автономии включением в сложные структурные административно-территориальные подразделения.

По мнению Хлыниной, обретение горцами Кубани национальной государственности воплотило в разных оттенках автономизма (аморфного социалистического образования с расплывчатыми правами и четкими обязанностями) гибкое сдерживание национального удовлетворения рамками советской системы, стабильность которой поддерживалась непрерывными преобразованиями на административно-территориальном уровне и иллюзией возможности повышения государственного статуса ее составляющих частей. В итоге декларативный статус автономий постепенно входил в противоречие с практически возросшим статусом. Ожидаемое ролевое поведение автономной области не совпало с ассоциирующимся с ней обликом, что породило длительный конфликт Адыгейской автономной области и Кубано-Чер- номорской области (40).

Политику белых на Северном Кавказе, в том числе в национальной сфере, затрагивают историки белого движения на Юге России. Так, В. П. Федюк при характеристике истории добровольческого движения указывает, что оно постоянно конфликтовало с казачьими «самостийниками», стоявшими за создание Российской Федерации с признанием членов союза отдельными штатами. В начальный период формирования Добровольческой армии вождями белого движения сепаратистские настроения казачества рассматривались как источник иммунитета против большевизма, но по мере развития военной ситуации о децентрализации в управлении столь сложным в этническом и социальном отношении регионом говорить не приходилось, и возобладала линия на жесткое единоначалие.

Федюк довольно подробно осветил характер конфликтов деникинского правительства с Кубанской Радой по поводу создания Южно - Русского союза с автономией казачьих областей, отметил зависимость позиции обеих сил от военно-политической ситуации. Кроме того, в работе освещено развитие событий в гетманской Украине - отношения Киева с Петроградом по вопросу о самоопределении Украины, с немецким командованием, выявлен условный и весьма призрачный характер самостоятельности Украинской державы Скоропадского, державшейся на присутствии немцев.

Как считает Федюк, проблема национальностей Украины и Северного Кавказа играла немаловажную роль в эволюции и судьбе белого движения. Для антибольшевистских сил всерьез рассчитывать на победу было невозможно до тех пор, пока одни вели борьбу за вольный Дон или независимую Украину, а другие провозглашали лозунг воссоздания «единой и неделимой». Единство во главе с Вооруженными Силами Юга России было достигнуто не за счет компромисса, а за счет подчинения, и противоречия были загнаны внутрь, что привело к острым конфликтам добровольцев с казачеством и национальными государственными образованиями на окраинах России (41). Однако в целом национальная политика белых в столь важном в этнополитическом смысле регионе освещена явно недостаточно, к тому же казачество можно рассматривать лишь как субэтнос, и более целесообразно было бы проанализировать деятельность казачьих структур в области межнациональных отношений на Северном Кавказе, как и правительства Деникина.

Дать анализ последующей политики белых на Юге России по изучаемой проблеме в следующей работе, написанной в соавторстве с А. И. Ушаковым, не позволили свойственные историку увлечение конкретно-историческими деталями и определенная фактографичность. В ней лишь упоминается, что в начале 1920 г. представители казачьих областей вновь вернулись к идее создания союзного государства, а развитие идеи и взаимоотношения Деникина и Врангеля с этими и другими национальными и автономистскими структурами в регионе не прослеживаются (42).

Другой исследователь антибольшевизма В. Ж. Цветков уделил более пристальное внимание интересующим нас проблемам применительно к истории белого движения на Юге России. Впрочем, главным образом пишется о проблемах автономии. Он, в частности, считает, что А. И. Деникин выступал за культурную автономию Украины, что прослеживается в его Обращении «К населению Малороссии», и отвергал любое сотрудничество с правительством УНР. Петлюра был объявлен вне закона, было запрещено преподавание украинского языка в государственных учебных заведениях. При Особом совещании с января 1919 г. действовала Комиссия по национальным делам во главе с профессором А. Д. Билимовичем, которая должна была разработать «областное устройство» с учетом национально-культурных особенностей Юга России.

Что касается Северного Кавказа, то В. Ж. Цветков отметил, что в 1919 г. Кабарда, Осетия, Ингушетия, Чечня и Дагестан были выделены в особые автономные округа. Они должны были управляться «избранными народом правителями», при которых создавались особые Советы из наиболее авторитетных лиц. Они вели дела местного управления и хозяйства, сохранялись шариатские суды и шариатское право. При штабе Главноначальствующего Терско-Дагестанским краем генерала И. Г. Эрдели вводилась должность «советника по горским делам», избираемого на всекавказском горском съезде. В Чечне, Осетии, Дагестане, а также Закаспийской области, вошедшей в состав Терско-Дагестанского края, белые опирались, отмечает В. Цветков, на лояльную знать. К ним относились Чеченский национальный комитет, народный съезд Осетии, Всетуркестанский маслихат в Закаспии и др. Терское казачество сохраняло самостоятельные структуры управления, приравненные в правах с горскими народами. Кроме того, предполагалось провести отчуждение части казачьих земель в пользу горцев, сражавшихся в белых армиях. Однако насильственная мобилизация в ее ряды вызвала восстания в Чечне и Дагестане в сентябре 1919 г. - марте 1920 гг., которые были жестоко подавлены белыми.

П. Н. Врангель, сменивший А. И. Деникина, считает Цветков, не отвергал федерализм как принцип государственного устройства России. В беседе с председателем Национального украинского комитета И. Маркотуном он заявил о готовности «содействовать развитию национальных демократических сил», а в сентябре-октябре 1920 г. правительство Врангеля попыталось заключить союз с представителями бывшего Горского правительства, в том числе с внуком Шамиля, офицером французской службы Саидбеком, на основании признания федерации горских народов (43).

Отмечая эти и другие аналогичные факты, Цветков, однако, не дает им более развернутой оценки. Как поступали лидеры белого движения - в соответствии со своими идейно-политическими доктринами, включавшими развернутое обоснование и программу реализации того или иного способа решения национального вопроса в России? Или же их действия были гораздо больше продиктованы краткосрочными перспективами и проблемами борьбы с Советской властью и большевиками, стремлением создать социальную опору на подвластной территории для успешных военных действий?

Стремление дать обобщенную характеристику антибольшевизма в России, в том числе в определенной мере и его национальной политики, отличает монографию Г. А. Трукана. В ней говорится обо всех наиболее значительных антисоветских и антибольшевистских правительствах и вооруженных структурах, действовавших в годы Гражданской войны, в том числе и о демократической альтернативе большевизму в лице Комуча, и о Русском политическом совещании. Повествование построено на изложении основных фаз развития белого движения как военно-политической силы, противостоявшей большевикам, а также главных черт программ, тактики и организации белых в различных регионах России. При этом, однако, автор не выделяет сколько-нибудь подробно вопрос об отношении антибольшевистских сил к весьма важному национальному вопросу, по существу, не дает характеристику национальной политики антибольшевистских правительств.

Лишь при освещении истории Добровольческой армии и диктатуры генерала А. И. Деникина Трукан пишет о тех важных предложениях, которые выдвинул в декабре 1919 г., после серьезного ухудшения положения белых на Юге России для спасения всего их дела Б. Савинков.

В комплекс этих мер входило, в частности, соглашение с отделившимися народами для обеспечения широкой социальной поддержки белых. Савинков считал необходимым путем взаимных уступок наладить отношения с Польшей, привлечь предоставлением широкой автономии на свою сторону такие страны Балтийского блока, как Латвия и Литва, тогда как Эстонию он считал наиболее непримиримой сторонницей независимости.

Савинков подчеркивал также невозможность дальнейшей политики непримиримости в отношении Украины, где следовало ввести широкое местное самоуправление. Говоря об огромной важности Кавказа и росте в этом регионе настроений за независимость, он также предлагал начать переговоры о пределах и особенностях каждой отдельной автономии, прежде всего с Арменией, затем Азербайджаном. Грузия, считал Савинков, будет больше всего противиться этому, подобно Эстонии (44). Однако эти идеи оказались не востребованными в деникинском окружении и для самого лидера белых на Юге России, что во многом обусловило их поражение. В монографии, к сожалению, не дается анализ политической позиции белых по всему комплексу вопросов национальной политики, столь актуальных тогда в России и к тому же серьезно повлиявших на судьбу белого дела.

Сложную историю развития, формирования и смены органов власти в Крыму в годы Гражданской войны - советских, городских и земских, национальных, движения крымских татар - проследили А. Г. и В. Г. Зарубины. Так, провозглашенная в конце 1917 г. Крымская Народная (Демократическая) Республика крымских татар осталась только в тексте Конституции (45). Этот документ в новом переводе на русский язык опубликовал Исхаков. В предисловии к тексту он вновь подчеркнул необоснованность обвинений мусульманских деятелей, в данном случае крымских татар, в сепаратизме и пантюркизме. Вслед за другими исследователями он также повторил, что главной задачей их было выживание народа в экстремальных условиях, тем более что регионализм и этноре- гионализм были характерны тогда и для других частей России (46).

Для В. И. Ленина и руководства большевиков в целом Крым был форпостом сопротивления германским войскам, т.е. и те и другие опирались не на разумное прогнозирование, а на выстраивание тактики после вступления в бой. К тому же само население не ведало о существовании Тавриды, которая сохранялась лишь до конца апреля 1918 г. и была чуждым наростом. Отмечая провозглашение в марте 1918 г. Социалистической Советской Республики Тавриды, историки обращают внимание на расхождения в объяснении причин этого акта между местными работниками и ЦК РКП (б). Первые подчеркивали самоценность Республики, созданной для сохранения нейтралитета в переговорах с Германией и строительства коммунизма на отдельно взятом полуострове.

По мнению А. Г. и В. Г. Зарубиных, безрезультатной была и попытка генерала М. А. Сулькевича в условиях немецкой оккупации создать самостоятельное государство (апрель-ноябрь 1918 г.). А краевое правительство С. С. Крыма не смогло воплотить в жизнь программу культурно-национальной автономии и другие демократические меры из-за противодействия А. И. Деникина и финансово-экономических проблем. Созданная вслед за этим по воле Политбюро ЦК РКП (б) Крымская Социалистическая Советская Республика представляла собой также прагматический ход большевиков. Они стремились противостоять вооруженным силам белых и смягчить обострившийся национальный вопрос, на деле проявили некоторую гибкость в своей политике, однако уже в июне 1919 г. Республика была ликвидирована.

Последующая история диктатуры белого генерала Я. А. Слащева и правления П. Н. Врангеля рассматривается авторами как противоположные политические типы. Врангель, указывают они, первым в истории белого движения попытался уйти от «непредрешенчества» и выступал, в частности, за федеративное устройство России. Однако разложение белого лагеря и тыла и несопоставимость имевшегося у Врангеля потенциала в сравнении с красными изначально ставили под сомнение осуществимость его программы (47). Статья Зарубиных вносит вклад в детальное восстановление конкретно-исторической картины развития различных моделей национальной политики на примере сложного в этнополитическом, стратегическом и социальном отношении региона.

Особенно важной представляется тема национально-культурной автономии в истории России. Интересным и полезным дополнением к ее изучению служит изданный в Томске сборник документов по истории культурно-национальной автономии в России. Он построен на материалах, освещающих события 1917-1920 гг. в Сибири и на Дальнем Востоке, и включает различные, главным образом архивные и частично новые документы, как правило, принимавшиеся на региональных и местных съездах, конференциях, заседаниях органов управления и самоуправления, общественных организаций и политических партий и движений. Автор-составитель И. В. Нам и редактор Э. И. Черняк считают, что Сибирь была своеобразным полигоном культурно-национальной автономии. Они дали общую характеристику ее существа и показали различия в отношении к проблеме между различными партиями. Если кадеты видели в национально-персональной автономии универсальный способ решения национального вопроса, реальную альтернативу этнотерриториальному решению в виде федерации или национально-территориальной автономии, то эсеры, трудовики, меньшевики, многие национальные партии считали ее оптимальным средством решения проблемы национальных меньшинств.

В Сибири и на Дальнем Востоке в годы революции и Гражданской войны реально совмещались национально-территориальная и культурно-национальная автономии, а министерство по национальным делам Дальневосточной республики проводило в жизнь принципы экстерриториальности и персональности. Под влиянием представителей мусульманского движения, сибирских областников и других структур в регионе создавались и действовали национальные советы при Сибирском областном совете и на местах - мусульманские, украинские (громады и рады), литовские, польские, латышские, еврейские (советы, союзы, комитеты и т.п.). Законотворческая деятельность в ДВР опиралась в этом вопросе на самоорганизацию национальных меньшинств, однако в 1922 г. с культурно-национальной автономией было покончено. Утвердилась советская модель государственного строительства (48). Издание составляет хорошую основу для детального исследования истории национальной политики в переломные годы развития России на примере одного из наиболее крупных полиэтничных и поликонфессиональных регионов.

В многочисленных работах по истории революций и гражданской войны характеризуется и анализируется позиция и деятельность разнообразных политических сил по решению национального вопроса на примере событий первого 20-летия XX в. и последующего развития в СССР. Например, С. В. Лоскутов в кандидатской диссертации дал общую характеристику развития народа мари и формирования его государственности на протяжении всего XX в. По его мнению, после свержения самодержавия на территории Марийского края двоевластия не сложилось, так как и комитеты общественной безопасности, и Советы стали совещательными органами при комиссарах Временного правительства, но отчуждение между властью и народом сохранялось и росло, в итоге уже в июле 1917 г. на Первом Всероссийском съезде мари в г. Бирске были приняты решения об изменении административно-территориального устройства с учетом национального состава населения, что означало рождение автономистского движения.

Под влиянием партии большевиков, считает Лоскутов, от осени 1917 г. до весны 1918 г. национальное движение развивалось в сторону радикализации требований, и в феврале 1918 г. на Национальном съезде мари была внесена программа, предусматривавшая создание Комиссариата мари при Казанском губсовете и отдела мари Нарком- наца. Реализация этих положений была важнейшим фактором, полагает автор, в обеспечении «триумфального шествия Советской власти» в Марийском крае (49).

Приоритетное внимание при анализе национальной проблематики в годы революции и Гражданской войны уделяется большевистской партии. В частности, М. Л. Бичуч считает тактическим лозунг самоопределения для большевиков и отмечает, что путь и способы решения национального вопроса понимались ими на местах по-разному: уральские большевики, к примеру, делали акцент не на национальном, а на экономическом принципе построения федерации. Однако в целом последовательно классовый подход, ориентация на мировую революцию, этноцентризм, несмотря на отклонения от него в практике государственного строительства автономий и некоторые конфедералист- ские идеи В. И. Ленина, заложили основы краха СССР.

Если в 20-е гг., считает Бичуч, власть проводила более или менее осторожную политику сближения народов, то при И. В. Сталине восторжествовали насилие и бюрократизация, а Конституция 1977 г. законсервировала советскую модель, к тому же в республиках в 70-е гг. возникли авторитарно-националистические режимы. Как указано в работе, этническая форма организации в многонациональном государстве, несмотря на свою простоту, конфликтна в смысле задач политической консолидации, и на смену империям (империей, очевидно, автор считает и федеративный СССР) должно приходить содружество народов (50).

Исследователь национально-культурного строительства в РСФСР в 1917-1925 гг. Т. Ю. Красовицкая обратила внимание на социокультурные факторы национальной политики в России после Октябрьской революции. Она подчеркивает важную роль исторических традиций, связывавших многие регионы страны, сосуществования рядом самобытных и автономных в историко-культурном смысле центров, незавершенности этногенеза многих народов при наличии реальной государственности у ряда из них, разнообразия правовых основ и исторических обстоятельств вхождения народов в состав Российской империи.

По мнению Красовицкой, революция обострила исторически присущую России культурную «центробежность» народов, часть из которых (поляки, финны, латыши, эстонцы, украинцы, белорусы, армяне и др.) имели развитую духовную инфраструктуру, высокий уровень национального самосознания и опыт государственной организации. Это привело к несовпадению представлений о направленности цивилизационных процессов тем или другим преобразовательным программам, особенно относительно путей и средств их реализации. Подтверждением этого Красовицкая считает именно отделение и воссоединение государственности близких к европейскому уровню развития Финляндии, Польши, позднее - прибалтийских стран, создание независимых Украины, Армении, Грузии. Она справедливо отмечает, что еще недостаточно изучен сложный вопрос о воспроизведении русским народом декларирования прав народов на свободу, суверенитет и образование самостоятельных государств, что русский этнос и его духовно-культурная сфера вследствие революции были расколоты ориентацией на революционные и религиозные идеи.

Красовицкая кратко осветила конкретные примеры решения национального вопроса на примере ряда народов в составе РСФСР (казахов, бурят, алтайцев и др.) и подчеркнула, что большевистская партия в этом процессе мало учитывала или даже нигилистически относилась к специфике национальных традиций. В начальный период, по ее мнению, советские работники проводили не политику, а политические реагирование на исторические условия и обстоятельства. Стремясь сделать российское сообщество народов воспреемником европейского образца рационального устройства, они не принимали в расчет национальные системы восприятия и осмысления картины мира, а также соответствие своих собственных представлений действительности (51). К сожалению, пока высказанные Красовицкой плодотворные идеи по поводу влияния этноконфессиональных, этнокультурных и этнопсихологических факторов на национальную политику недостаточно развиваются в историографии национального вопроса, особенно на примере РСФСР.

В целом, подводя некоторые общие итоги развития исследований по проблемам национальной политики России начала XX в. за последние 15 лет, следует подчеркнуть, что в этом отношении произошли позитивные изменения. Существенно расширились география исследовательских центров и предметное поле научного анализа. Появилось немало документальных и монографических изданий, в том числе не только в столицах, но и в крупных регионах - Поволжье, Урале, Сибири, Северном Кавказе. При анализе политической истории страны 1900-1917 гг. ученые все больше внимания уделяют не только политическим доктринам, идейно-теоретическим разработкам представителей и лидеров ведущих политических партий по национальным проблемам, но и непосредственной деятельности различных общественных, государственных и других сил и структур в этом направлении. Наибольшее внимание при этом уделяется общественно-политическим партиям и движениям общероссийского и регионального характера.

В то же время гораздо менее активно исследуется такой вопрос: каким образом органы государственной власти и самоуправления в Центре и на местах решали проблемы модернизации системы удовлетворения экономических, социальных, духовных, конфессиональных нужд российских этносов, форм управления и административно-территориальной организации российского геополитического пространства в связи с нараставшими в начале XX в. объективными потребностями демократизации государственности. Лишь на примере Государственной Думы России в последнее время достаточно успешно анализируется этот важный аспект, однако вне поля зрения ученых остаются многие другие - роль и деятельность правительства и Государственного Совета, системы местных органов власти и самоуправления, прежде всего в национальных регионах империи, взаимодействие центральных и местных (региональных) органов и учреждений в обеспечении баланса центробежных и центростремительных тенденций и управляемости полиэтничной и поликонфессиональной державой и т.д.

Ощутимо более успешно и плодотворно развивается процесс изучения национальной политики в годы революции и Гражданской войны. Фактически на примере всех наиболее крупных национальных регионов бывшей Российской империи ученые показывают, каким образом и в каких конкретных формах шло развитие национальных движений, какие «модели» и проекты решения национальных проблем разрабатывались и испытывались на практике в связи с крахом имперской государственности и поисками оптимальной формы государственного устройства новой России.

Общим является вывод историков об отсутствии у большинства народов России сепаратистских настроений и программ и огромной популярности идеи создания Российской демократической федеративной республики, в которой все народы бывших окраин могли бы получить возможности для всестороннего и полноценного национального прогресса, интеграции в общероссийское цивилизационное пространство с наименьшими потерями.

В исследованиях последних лет показаны отличия, имевшиеся в политике основных противоборствовавших в Гражданской войне сил - красных и белых - в области государственной национальной политики. Несмотря на то, что, в конечном счете, большинство национальных движений и народы России перешли на сторону Советской власти и большевиков, наиболее решительно выступавших за самоопределение народов, этот процесс не был простым и легким. Этот вывод присущ дня многих исследований. Выявляются и прослеживаются конкретно-исторические противоречия и содержание процесса признания национальными движениями и организациями советского варианта национальной политики.

Вместе с тем, как следует из трудов по истории антибольшевизма и белого движения в России, антисоветские силы имели достаточно большой потенциал демократического решения национальных проблем, активно и успешно использовали отвергнутую большевиками форму культурно-национальной автономии, именно в духовно-культурной сфере, гораздо более осторожно подходили к вопросу о преемственности в организации системы управления и самоуправления на местах. Однако преобладание шовинистических и особенно монархических настроений в рядах белых в разной степени в разных центрах антибольшевизма предопределило общий крах белого движения в целом.

Продолжение исследований в указанных направлениях должно способствовать более глубокому и точному, объективному и всестороннему анализу всего комплекса важнейших и сложных вопросов истории национальной политики России начала XX столетия, выявлению альтернатив исторического процесса, позитивных и негативных сторон прошлого, актуальных аспектов в современных условиях, когда проблемы обеспечения межнационального согласия и эффективности государственного устройства России должны решаться в соответствии с новыми вызовами XXI столетия.