Джон Верней женился на Элизабет в 1938 году, но лишь зимой 1945-го он возненавидел ее зло и безысходно. До этого случались бесчисленные краткие порывы ненависти, ибо она легко поселялась в нем. Он не был, что называется, злым человеком, скорее наоборот; усталый и отвлеченный взгляд был единственным видимым признаком страсти, которая охватывала его по несколько раз на день, как на других накатывает смех или желание.
Во время войны среди сослуживцев он слыл флегматичным парнем. У него не было хороших или плохих дней; все они были одинаково хороши или плохи. Хороши тем, что он выполнял должное быстро, без «запарок» или «срывов», плохи из-за зыбких, невидимых приступов ненависти, которая вспыхивала и мерцала глубоко внутри от каждой помехи или неудачи. В канцелярии когда он, как командир роты, встречал утреннюю процессию разгильдяев и симулянтов; в столовой, когда подчинённые отвлекали его от чтения, включая радио; в штабном колледже, когда «синдикат» не соглашался с его решением; в штабе бригады, когда штабной писарь терял папку, или телефонист перепутывал вызов; когда его шофёр пропускал поворот; позже, в госпитале, когда доктор, казалось, мельком осматривал его рану, а медсестры щебетали у коек более приятных пациентов, вместо того, чтобы выполнять свой долг по отношению к нему - во всех неприятностях армейской жизни, когда другие бранились или пожимали плечами, веки Джона Вернея устало опускались, крошечная граната ненависти взрывалась, и осколки звенели и рикошетили вокруг стальной стены его разума.
До войны мало что раздражало его. У него были какие-то деньги и надежда на политическую карьеру. До женитьбы он набирался опыта в либеральной партии во время двух безнадёжных дополнительных выборов. Центр вознаградил его избирательным округом на окраине Лондона, который обеспечивал хороший шанс на следующих всеобщих выборах. За полтора года до войны он обрабатывал этот округ из своей квартиры в Белгравии и часто ездил на континент изучать политическую ситуацию. Эти поездки убедили его, что война неизбежна; он резко осудил Мюнхенское соглашение и добился перевода в территориальную армию.
В мирную жизнь Элизабет вписалась беспрепятственно. Она приходилась ему двоюродной сестрой. В 1938 году ей исполнилось двадцать шесть, на четыре года младше его, ранее не влюблялась. Она была спокойной, красивой девушкой, единственным ребёнком в семье, с небольшим состоянием и видами на его увеличение. Когда она была ещё девушкой на выданье, чья-то необдуманная реплика, оброненная и услышанная, создала ей репутацию умной. Те, кто знали ее лучше, безжалостно называли ее «серьезная натура».
Приговоренная таким образом к неуспеху в свете, она проскучала в танцзалах на Понт-стрит ещё год, а затем успокоилась и стала ходить с матерью в концерты и по магазинам, пока не удивила кружок своих подруг, выйдя замуж за Джона Вернея. Ухаживание и оформление брака были прохладными, родственными, гармоничными. В преддверии войны они решили не заводить детей. Никто не знал чувств и мыслей Элизабет. Если спрашивали ее мнение, то он было преимущественно негативным, серьёзным или мрачным. Она совершенно не походила на женщину, способную возбудить большую ненависть.
Джон Верней демобилизовался в начале 1945 года с «Военным крестом» и одной ногой, короче другой на два дюйма. Он нашел Элизабет в Хэмпстеде, где она жила со своими родителями, его дядей и теткой. Она рассказала ему о переменах в своих обстоятельствах, но, поглощённый заботами, он неясно представлял их. Их квартиру реквизировало правительственное учреждение; мебель и книги, сданные на хранение, полностью пропали, часть сгорела при попадании бомбы, а часть разграбили пожарники. Элизабет, лингвист по образованию, стала работать в секретном отделе министерства иностранных дел.
Дом ее родителей когда-то был солидной георгианской виллой с видом на Пустошь. Джон Верней приехал ранним утром из Ливерпуля, проведя ночь в переполненном вагоне. Кованый забор и ворота были грубо вырваны сборщиками утиля, а главный сад, когда-то ухоженный, зарос сорняками и кустами как джунгли, да по ночам его топтали солдаты со своими подружками. Задний сад представлял собой воронку от небольшой бомбы; нагромождение глины, скульптур, кирпича и стекла от разрушенной оранжереи; над всем по грудь возвышался ивняк. Все окна исчезли с задней стены, их закрыли щитами из картона и досок, которые погрузили главные комнаты в бесконечный мрак. «Добро пожаловать в хаос и тьму,» сказал его дядя радушно.
Слуг не было, старый сбежал, молодого призвали в армию. Перед уходом на службу Элизабет приготовила ему чаю.
Здесь он и жил. Элизабет сказала ему, что ещё счастье иметь дом. Мебель было не достать, цены на меблированные квартиры превосходили их доход, который теперь ограничивался ее жалованьем. Они могли бы найти что-нибудь за городом, но бездетная Элизабет не могла уволиться с работы. Кроме того, у него был избирательный округ.
Округ также изменился. Фабрика, огороженная колючей проволокой, как концлагерь, стояла в общественном парке. На окрестных улицах когда-то опрятные дома потенциальных либералов были разбомблены, отремонтированы, конфискованы, и заполнены пришлым пролетариатом. Каждый день он получал кучу писем с жалобами от избирателей, высланных в провинциальные пансионаты. Он надеялся, что его награда и хромота помогут снискать сочувствие, но новые жители оказались безразличны к тяготам войны Вместо этого они проявляли скептическое любопытство по поводу социального обеспечения. «Это толпа красных,» сказал либеральный функционер.
«Вы хотите сказать, что я не пройду? »
«Ну, мы устроим им хорошую драку. Тори выдвигают лётчика, героя битвы за Британию. Боюсь, он заберет большинство голосов из остатков среднего класса.»
На выборах Джон Верней был в самом хвосте. Избрали озлобленного еврея-учителя. Центр оплатил его взнос, но выборы дорого ему стоили. А когда они прошли, Джону Вернею было абсолютно нечем заняться.
Он остался в Хэмпстеде, помогал тётке заправлять постели после того, как Элизабет уходила на работу, хромал к зеленщику и рыбнику, полный ненависти, стоял в очередях, помогал Элизабет мыть посуду по вечерам. Они ели в кухне, где его тётка вкусно готовила скудные пайки. Его дядя три дня в неделю ходил помогать упаковать пакеты для Явы.
Элизабет, серьёзная натура, никогда не говорила о работе, объектом которой на самом деле были враждебные и репрессивные правительства Восточной Европы. Как-то вечером в ресторане появился мужчина и заговорил с ней, высокий молодой человек с болезненным орлиным лицом, исполненным интеллектом и юмором. «Это начальник моего отдела,» сказала она. «Он такой забавный.»
«Похож на еврея.»
«Я полагаю, так и есть. Он - сильный консерватор и ненавидит работу,» торопливо добавила она, так как после поражения на выборах Джон стал ярым антисемитом.
«Сейчас абсолютно незачем работать на государство,» сказал он. «Война закончилась.»
«Наша работа только начинается. Никого из нас не отпустят. Ты должен понимать, ситуацию в нашей стране.»
Элизабет часто начинала объяснять ему «ситуацию». Ниточка за ниточкой, узелок за узелком, всю холодную зиму, она раскрывала широкую сеть правительственного контроля, которую сплели в его отсутствие. Он был воспитан в традиционном либерализме, и система отвращала его. Более того, система поймала лично его, свалила, связала, опутала; куда бы он ни пошел, чего бы он ни захотел или ни сделал, все заканчивалось огорчением и расстройством. И, как объясняла Элизабет, она оказалась в защите. Это правило было необходимым, чтобы избежать этого зла; такая-то страна страдала, не как Англия, потому, что пренебрегла такой предосторожностью; и так далее, спокойно и разумно.
«Я знаю, это бесит, Джон, но ты должен понять, что это - одинаково для всех.»
«Это все вам, бюрократам, нужно,» сказал он. «Равенство через рабство. Двухклассовое государство - пролетарии и чиновники.»
Элизабет была составной частью этого. Она работала на государство и евреев. Она сотрудничала с новой, чуждой, оккупационной властью. И пока тянулась зима, и газ слабо горел в печи, и дождь забивался в заплатанные окна, пока, наконец, не пришла весна, и почки не раскрылись в непристойной дикости вокруг дома, Элизабет стала в его сознании чем-то более важным. Она стала символом. Так солдаты в дальних лагерях думают о своих жёнах с нежностью, столь редкой дома, как о воплощении всего хорошего, что они покинули. Жены, возможно зануды и неряхи, в пустыне и джунглях преобразовывались, а их банальные письма становились текстами надежды, так Элизабет превратилась в отчаявшемся сознании Джона Вернея в более чем человеческую злобу, в верховную жрицу и менаду века простолюдинов.
«Ты плохо выглядишь, Джон,» сказал его тётя. «Вам с Элизабет надо уехать ненадолго. На пасху у нее отпуск.»
«Ты хочешь сказать, что государство даст ей дополнительный паёк на мужа. А она заполнила все нужные бланки? Или комиссары ее ранга выше этого?»
Дядя и тетя принуждённо рассмеялись. Джон отпускал свои шуточки с видом такой усталости, так опустив веки, что в этом семейном кругу все иногда цепенели. Элизабет воспринимала его мрачно и молча.
Джон был явно нездоров. Его нога постоянно болела, и он больше не стоял в очередях. Он плохо спал, как впрочем и Элизабет, впервые в ее жизни. Они жили теперь в одной комнате, поскольку зимние дожди обрушили потолки во многих частях разбитого дома, и верхние комнаты считались опасными. Они поставили отдельные кровати в бывшей библиотеке ее отца на первом этаже.
В первые дни по возвращении Джон был любвеобилен. Теперь же он не приближался к ней. Они лежали ночь за ночью, в шесть футах порознь в темноте. Однажды, когда Джон не мог заснуть два часа, он включил лампу, что стояла на столе между ними. Элизабет лежала, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок.
«Извини. Я разбудил тебя?»
«Нисколько.»
Она отвернулась. Джон читал с час. Он не знал, спала она или нет, когда он выключил свет.
Часто после этого он хотел включить свет, но боялся, что она не спит и смотрит. Вместо этого, он лежал и ненавидел ее так же, как другие лежат в сладостном любовном упоении.
Ему не приходило в голову оставить ее; скорее, приходило время от времени, но он безнадежно отгонял эту мысль. Ее жизнь была тесно связана с его жизнью, ее семья была его семьёй, их финансы переплелись, а надежды совпадали. Бросить ее означало начать заново, одиноким и нагим в чужом мире, а у хромого и истощенного тридцативосьмилетнего Джона Вернея не хватало духа уехать.
Он не любил никого другого. Ему некуда было идти, нечего делать. Кроме того он подозревал, наконец, что ее не заденет его уход. И, прежде всего, его единственным настойчивым желанием было причинить ей зло. «Хочу, чтобы она умерла,»говорил он себе, лёжа с открытыми глазами ночью. «Хочу, чтобы она умерла»
Иногда они выходили вместе. Когда зима прошла, Джон стал обедать раз или два в неделю в своем клубе. Он полагал, что в это время она оставалась дома, но однажды утром выяснилось, что вчера она также обедала в ресторане. Он не спросил, с кем, но его тётка спросила, и Элизабет ответила: «С одним сотрудником.»
«С евреем?» спросил Джон.
«В общем, да.»
«Я надеюсь, вам понравилось.»
«Вполне. Обед, конечно, гадкий, но он был очень мил.»
Однажды ночью, возвратившись из клуба после убогого обеда и двух поездок в переполненной подземке, он увидел, что Элизабет крепко спит. Она не пошевелилась, когда он вошел. Необычно для себя, она храпела. Он постоял минуту, зачарованный ее новой и непривлекательной чертой; ее голова запрокинулась, губы раскрылись и слегка подрагивали в уголках. Затем он потряс её. Она пробормотала что то, перевернулась, и заснула тяжело и беззвучно.
Полчаса спустя, когда он старался заснуть, она начала храпеть снова. Он включил свет, посмотрел на нее поближе и заметил с удивлением, которое внезапно сменилось радостной надеждой, полупустой пузырёк с незнакомыми таблетками на прикроватном столике.
Он осмотрел его.«24 Comprimes narcotiques, hypnotiques,» прочитал он, и далее большими красными буквами «NE PAS DEPASSER DEUX.» Он сосчитал оставшиеся. Одиннадцать.
Тонкими крыльями бабочки надежда затрепетала в его сердце, стала уверенностью. Он почувствовал как внутри возгорелся огонь и сладостно разливался, пока не заполнил все члены. Он лежал, слушая храп, прямо как взволнованный ребёнок накануне Рождества. «Я проснусь завтра и увижу ее мертвой,» сказал он себе, как когда-то он щупал пустой чулок у своей кровати и говорил себе: «Завтра я проснусь, и он будет полный.» Как ребёнок, он стремился заснуть, чтобы приблизить утро и, как ребёнок, не засыпал от дикого волнения. Тогда он сам проглотил две таблетки и почти сразу погрузился в небытие.
Элизабет всегда вставала первой, чтобы приготовить завтрак для семьи. Она сидела за туалетным столиком, когда Джон проснулся внезапно, без вялости, со стереоскопически ясной памятью о событиях прошлой ночи. «Ты храпел,» сказала она.
Разочарование было настолько сильным, что сначала он онемел. Затем он сказал: «Ты тоже храпела прошлой ночью.»
«Это наверное из-за моего снотворного. Должна сказать, от него хорошо спится.»
«От одной таблетки?»
«Да, безвредно не более двух.»
«Где ты берешь их?»
«У сослуживца - ты назвал его евреем. Доктор выписал их ему, когда было много работы. Я сказала ему, что не могу заснуть, и он дал мне половину пузырька.»
«А он мог бы достать немного для меня?»
«Я думаю, да. Он многое может вроде этого.»
Так он и Элизабет начали регулярно принимать лекарства и проводить долгие, пустые ночи. Но часто Джон медлил, оставляя таблетку блаженства лежать возле стакана с водой, зная, что бессменную вахту можно прервать по желанию, он оттягивал радость беспамятства, слушал храп Элизабет и тонул в ненависти к ней.
Однажды вечером, когда планы на отпуск были все ещё под вопросом, Джон и Элизабет пошли в кино. Фильм был про убийство, неважный, но с эффектными декорациями. Новобрачная убила своего мужа, выбросив его из окна на скалу. Задача облегчалась тем, что медовый месяц они проводили на уединенном маяке. Он был очень богат, а она хотела заполучить его деньги. Все, что ей было нужно - это сказать местному доктору и нескольким соседям, что муж испугал её, бродя во сне; она насыпала снотворного ему в кофе, вытащила его с кровати на балкон - усилие немалое - где она заранее сломала около метра балюстрады, и перевалила его через неё. Потом она легла спать, наутро подняла тревогу, и рыдала над изуродованным телом, которое вскоре обнаружили среди скал наполовину в воде. Возмездие настигло ее позже, но поначалу это был полный успех.
«Вот бы все было так же легко…» подумал Джон, и через несколько часов вся история уплыла в те далекие тёмные закоулки сознания, где фильмы, грёзы и забавные истории лежат спелёнатые всю жизнь, пока, как иногда случается, незваный гость не вытащит их на свет.
Такое случилось несколько недель спустя, когда Джон и Элизабет поехали в отпуск. Место нашла Элизабет.
Дом принадлежал кому-то с ее работы. Он назывался «Форт доброй надежды», и стоял на Корнишском побережье. «Его только что вернули после реквизиции,» сказала она. «Я думаю, что мы найдем его в весьма плохом состоянии.»
«К этому мы привыкли,» сказал Джон. Ему не приходило в голову, что она может провести отпуск не с ним. Она была такой же его частью, как искалеченная и больная нога.
Они приехали в ветреный апрельский полдень поездом с обычными неудобствами. Такси провезло их на восемь миль от станции, по глубоким Корнишским аллеям, мимо гранитных коттеджей и заброшенных оловянных рудников. Они подъехали к деревне, давшей дому почтовый адрес, проехали через неё по дороге, которая внезапно вырвалась из высоких берегов на открытое пастбище на краю утёса, над ним в вышине клубились облака и кружили морские птицы, земля под ногами трепетала от изобилия диких цветов, в воздухе была соль, под ними ревел Атлантический океан, разбиваясь о камни, недалеко синяя полоса вспененной воды, а за нею безмятежно изгибался горизонт. Тут и был дом.
«Твой отец,» сказал Джон, «сказал бы: «Ваш замок возведён в приятном месте.»
«Да уж…»
Это было небольшое каменное здание у самого обрыва, которое построили сто или более лет назад как форпост, превратили в частный дом в мирные годы, снова отобрали во время войны под радиостанцию ВМС, а теперь опять вернули к более спокойной службе. Катушки ржавых проводов, мачта, бетонный фундамент будки, свидетельствовали о прежних хозяевах.
Они заплатили таксисту и занесли вещи в дом.
«По утрам из деревни будет приходить женщина. Я сказала, что этим вечером она не понадобится. Я вижу, она оставила нам керосина для лампы. И огонь развела, слава богу, и дров много. О, взгляни, что папа подарил. Я обещала не говорить тебе, пока мы не приедем. Бутылка виски. Как приятно с его стороны. Он копил свои пайки три месяца…» Элизабет говорила живо, разбирая багаж. «Для каждого из нас есть комната. Это - единственная нормальная гостиная, но есть и кабинет, если захочется поработать. Я полагаю, нам будет очень удобно…»
Гостиная комната был построена с двумя широкими эркерами, каждый со стеклянной дверью, ведущей на балкон, который нависал над морем. Джон открыл одну, и морской бриз заполнил комнату. Он вышел, глубоко вдохнул, и затем сказал внезапно: «Эй, а тут опасно.»
В одном месте между окон чугунная балюстрада обломилась, и каменный выступ открыто нависал над утёсом. Он посмотрел в провал на пенные камни внизу, на мгновение озадаченный. Неправильный многогранник памяти неуверенно покатился и встал.
Он был здесь прежде, несколько недель назад, на галерее маяка из того быстро забытого кино. Он стоял, глядя вниз. Точно так же волны накатывали на камни, рушились и опадали брызгами. Был их шум; была сломанная решётка и открытый уступ.
Элизабет все ещё говорила в комнате, ее голос тонул в шуме ветра и моря. Джон вернулся в комнату, закрыл дверь и задвинул щеколду. В тишине она говорила «…только на прошлой неделе забрали мебель из хранилища. Он оставил женщину из деревни расставить её. У нее какие-то дикие идеи, должна заметить. Только посмотри, куда она поставила…»
«Как ты сказала, называется этот дом?»
«Форт добрая надежда.»
«Хорошее название.»
Вечером Джон выпил стакан виски своего тестя, закурил трубку, и строил планы. Он был хороший тактик. Он неторопливо произвёл умственную «оценку обстановки». Цель: убийство.
Когда они поднялись, чтобы лечь спать, он спросил: «Ты упаковала таблетки?»
«Да, новый пузырёк. Но я уверена, что сегодня мне они не понадобятся.»
«Мне тоже,» сказал Джон. «Воздух чудесный.»
В течение следующего дня он разбирал тактическую задачу. Она была очень простой. У него уже было «штабное решение.»Он разбирал ее в словах и формах, которыми пользовался в армии. «…Местность, открытая противнику… достижение внезапности… закрепление успеха.» Штабное решение было образцовым. В начале первой недели, он начал осуществлять его.
Сначала он понемногу сделал себя известным в деревне. Элизабет дружила с хозяином; он - герой войны, ещё не привыкший к гражданской жизни. «Первый отпуск вместе с женой за шесть лет,» сказал он в гольф-клубе, а в баре более доверительно намекнул, что они думают наверстать упущенное время и создать семью.
На другой вечер он говорил о тяготах войны, которые для гражданских хуже, чем для военных. Его жена, например, натерпелась: работала весь день в конторе, а ночью бомбёжки. Ей надо отдохнуть, где-нибудь в одиночестве да подольше; нервы у нее измотаны; ничего серьёзного, но сказать правду, он не очень рад этому. Вообще-то в Лондоне он видел пару раз, как она бродила во сне.
Его компаньоны знали о подобных случаях, волноваться особо не о чем, но следить надо, чтобы не развилось во что-нибудь худшее. Она ходила к доктору?
«Еще нет,» сказал Джон. «Вообще-то она не знает, у нее лунатизм.» Он уводил ее в постель, не будя. Он надеется морской воздух будет ей полезен. Вообще-то она выглядит уже намного лучше. Если будут ещё признаки беды, когда они вернутся домой, то у него есть на примете очень хороший врач.
Клуб любителей гольфа был полон сочувствия. Джон спросил, есть ли хороший доктор по соседству. «Да, сказали ему, старик Маккензи в деревне, первоклассный человек, прозябает в этакой дыре; не какой-то там сельский эскулап. Читает самые последние книги, психологию и все такое.» Они не задумывались, почему старик Мак так и не стал специалистом и не сделал себе имени.
«Я думаю, можно поговорить со стариной Маком об этом,» сказал Джон.
«Поговорите. Лучше вам не найти.»
Отпуск у Элизабет был на две недели. Оставалось ещё три дня, когда Джон пошёл в деревню, чтобы посоветоваться с доктором Маккензи. Он увидел седого, приветливого холостяка в приемном покое, который был скорее конторой адвоката, а не врача, заполненном книгами, тёмном, пропахшим табачным дымом.
Усевшись в потертое кожаное кресло, он в более точных выражениях изложил историю, рассказанную в гольф-клубе. Доктор Маккензи слушал без комментариев.
«С таким я столкнулся первый раз,» закончил он.
Помолчав, доктор Маккензи сказал: «Сильно потрепало вас на войне, г-н Верней?»
«Да, колено. Все ещё беспокоит.»
«И в госпитале натерпелись?»
«Три месяца. Гадкое местечко под Римом.»
«Таким поражениям всегда сопутствует нервный шок. Это часто сохраняется, когда рана заживёт.»
«Да, но я не совсем понимаю…»
«Мой дорогой г-н Верней, ваша жена попросила меня не говорить ничего об этом, но я думаю, что должен сообщить, что она уже приходила проконсультироваться со мной по этому поводу.»
«По поводу ее лунатизма? Но она не может…» Тут Джон остановился.
«Мой дорогой, я все понимаю. Она думала, что вы не знаете. За последнее время вы дважды вставали из постели, и она отводила вас назад. Она знает все об этом.»
Джон не находил, что сказать.
«Уже не впервые,» продолжил доктор Маккензи, «я консультирую пациентов, которые описывали свои симптомы, и говорили, что пришли по поводу родственников или друзей. Обычно это - девушки, считающие, что это наследственное. Вероятно, главная особенность вашего случая в том, что вы хотите приписать кому-то своё несчастье. Я сказал вашей жене о враче в Лондоне, который, я думаю, сможет помочь вам. А пока я могу посоветовать побольше гулять и поменьше есть на ночь…»
Встревоженный Джон Верней хромал назад к «Форту доброй надежды.» Безопасность под угрозой, операцию надлежит отменить, инициатива потеряна… приходили на ум фразы тактических учений, но он был все ещё ошеломлён этим неожиданным поворотом. Безбрежный и голый ужас охватывал и подавлял его.
Когда он вернулся, Элизабет, накрывала ужин. Он стоял на балконе и дрожащим от напряжения взором смотрел на зияющий пролом. Вечер был мертвенно тих. Внизу прилив бесшумно вздымался, отступал, и снова наползал на камни. Он стоял, пристально глядя вниз, затем вернулся в комнату.
В бутылке виски оставался добрый глоток. Он налил и выпил. Элизабет принесла ужин, и они сели за стол. Постепенно его сознание успокоилось. Обычно они ели в тишине. Наконец он сказал: «Элизабет, почему ты сказала доктору, что я хожу во сне?»
Она спокойно поставила тарелку, и посмотрела на него с любопытством.
«Почему?» мягко сказала она, «конечно потому что я беспокоилась. Я думаю, что ты не знал о этом.»
«А я ходил?»
«О да, несколько раз - в Лондоне и здесь. Я сначала не придала этому значения, но позапрошлой ночью я нашла тебя на балконе, совсем близко от того ужасного проёма в ограждении. Я сильно испугалась. Но теперь все будет в порядке. Доктор Маккензи назвал мне имя…»
«Возможно,» подумал Джон Верней, «очень похоже.»
Он прожил десять суток, думая об этом проёме, море и скалах под ним, погнутых прутьях и острый камнях. Он внезапно почувствовал себя побеждённым, больным и глупым, как это было, когда он лежал на итальянском холме с разбитым коленом. Тогда, как и теперь, он почувствовал усталость даже большую, чем боль.
«Кофе, дорогой.»
Внезапно он взвился. «Нет», он почти кричал. «Нет, нет, нет.»
«Дорогой, в чем дело? Не волнуйся. Тебе нездоровится? Ложись на диван около окна.»
Он так и сделал. Он чувствовал такую усталость, что едва мог подняться со стула.
«Ты думаешь, кофе не даст заснуть, милый? Ты вот-вот упадёшь. Давай, ложись.»
Он лег, подобно приливу, медленно вздымающемуся среди камней, сон пришёл и разлился в его сознании. Он уронил голову и внезапно проснулся.
«Открыть окно, милый, проветрить?»
«Элизабет», сказал он, «Я чувствую, как будто меня напоили снотворным.» Как камни под окном-то залитые, то снова голые среди опадающей воды; то снова закрытые ещё глубже; то едва различимые, просто пятна на нежных вихрях пены - его мозг мягко тонул. Он вскинулся, как дети от страшного сна, все ещё испуганный в полусне. «Меня не усыпить,» сказал он громко. «Я не прикоснулся к кофе.»
«Снотворное в кофе?» мягко сказала Элизабет, так нянька успокаивает капризного ребёнка. «Снотворное в кофе? Какой абсурд. Такое бывает только в кино, дорогой.»
Он не слышал её. Он крепко спал, тяжело храпя под открытым окном.
Тактическая подготовка - одна из основ деятельности военнослужащих. Она наиболее полно обеспечивает их комплексное обучение умелым и слаженным действиям на поле боя в условиях, максимально приближенных к боевым.
Основные задачи обучения по тактической подготовке таковы:
ф изучение основ общевойскового боя и требований боевых уставов по действиям подразделений во всех видах боя;
ф приобретение навыков в применении индивидуального и группового оружия и боевой техники в сложных условиях боевой обстановки;
ф выработка умения приводить себя в полную боевую готовность и умело действовать по предназначению, вести бой в сложной и резко меняющейся обстановке, переходя от одного вида боя к другому, в условиях применения обычного, в том числе высокоточного и ядерного оружия;
ф совершенствование навыков и умений командиров в организации и обеспечении боевых действий, а также в непрерывном управлении подразделениями и огнем в бою;
ф формирование у личного состава высоких морально-боевых, психологических и физических качеств, сознательной воинской дисциплины.
278 Военная педагогика
В тактической подготовке для успешного решения перечисленных задач используются различные виды занятий: лекции, семинары, самостоятельная подготовка, тактико-строевые занятия, тактические занятия, боевые стрельбы, тактические учения.
Порядок подготовки и проведения лекций, семинаров, самостоятельной подготовки не имеют существенных отличий от изложенных выше. Поэтому рассмотрим виды занятий, относящиеся непосредственно к тактической подготовке.
Тактико-строевое занятие - первая и необходимая ступень слажи-вания подразделений. Сущность его состоит в том, что с личным составом и подразделениями отрабатываются тактические и строевые приемы, способы действий в различных видах боя: сначала по элементам в медленном темпе, затем в целом в пределах установленного нормативами времени. При неудовлетворительной отработке того или иного приема (способа действия) проводятся повторные тренировки до получения положительного результата. При этом процесс слаживания подразделений не должен быть «натаскиванием». Здесь совершенно противопоказаны шаблон, механическое применение освоенных приемов при действиях в новой обстановке и на новой местности.
Основной метод обучения на тактико-строевых занятиях - упражнение (тренировка). Могут применяться также объяснение, показ, демонстрация. Так, на тактико-строевых занятиях с отделением (расчетом) и взводом обучение проводится путем показа с пояснением и последующей тренировкой солдат и подразделений в целом для их слаживания; на тактико-строевых занятиях роты (батареи) и батальона (дивизиона), как правило, методом последовательных тренировок подразделений.
Количество тактико-строевых занятий для каждого подразделения, их продолжительность и тематика определяются программами боевой подготовки.
Количество и объем учебных вопросов на каждом занятии зависят от темы, учебных целей, степени подготовки личного состава и времени, отводимого на занятие. Обычно на одном занятии продолжительностью 4-6 часов отрабатываются 2-3 учебных вопроса.
Тактическая обстановка на тактико-строевых занятиях создается для отработки каждого учебного вопроса отдельно и не связывается единым замыслом. Тактико-строевые занятия проводятся на местности с выводом боевой техники и вооружения. Отдельные вопросы могут отрабатываться в пешем строю («пеший по-машинному»). Для более эффективного использования моторесурсов и времени целесообразно проводить занятия по замкнутому кругу, а иногда сокращать расстояния между элементами боевого порядка.
3. Военная дидактика (теория обучения военнослужащих) 279
Тактико-строевые занятия организуют и проводят непосредственные командиры (со взводом - командир взвода, с ротой (батареей) - командир роты (батареи) и т. д.), а показные и совместные с подразделениями других родов войск - старшие начальники.
Тактическое занятие - основная форма слаживания отделения (расчета), взвода. Сущность его заключается в том, что все учебные вопросы отрабатываются в полном объеме, в комплексе и строгой последовательности, соответствующей развитию боя, в единой тактической обстановке. При необходимости в целях устранения ошибок, допущенных в ходе тактических занятий, отдельные приемы и действия могут отрабатываться так же, как и на тактико-строевых занятиях, т. е. делаются короткие перерывы (выключения из обстановки).
В ходе тактических занятий командиры получают практические навыки в управлении подразделениями и углубляют знания по организации боя.
Основной метод обучения на тактических занятиях - практическая работа. Для проведения тактического занятия подразделения выводятся с положенным вооружением и техникой.
Занятие с расчетом (отделением) организует и проводит командир взвода, со взводом - командир роты (батареи).
Продолжительность тактического занятия определяется программой боевой подготовки и может составлять 3-6 часов с расчетом и 6-8 часов со взводом.
Боевая стрельба в составе отделения, взвода - высшая форма их тактической выучки. При этом условия проведения занятия должны быть максимально приближены к боевым. Главная задача здесь - вобу-чении личного состава подразделений правильным тактическим действиям и выработке у командиров знаний и умений правильного применения оружия в бою и управления действиями и огнем своих подразделений.
В ходе боевых стрельб личный состав обучается не только ведению огня из штатного оружия, но и сочетанию на практике огня и маневра, осуществлению огневого прикрытия по принципу: солдат прикрывает солдата, отделение - отделение.
Таким образом, личный состав в ходе боевых стрельб вырабатывает навыки, обеспечивающие формирование условий достижения успеха в бою.
Руководитель занятия обучает подчиненных ведению огня на максимальные дальности, по малоразмерным и хорошо замаскированным целям. Обучающиеся командиры взводов вырабатывают и совершенствуют умения управлять не только действиями и огнем подчиненных, но и приданных огневых средств.
С пулеметными, гранатометными и противотанковыми отделениями и взводами самостоятельные боевые стрельбы не проводятся. Они привле
280 Военная педагогика
каются на боевые стрельбы и тактические учения с боевой стрельбой с мотострелковыми подразделениями.
С артиллерийскими подразделениями перед тактическими учениями проводится проверочное занятие на допуск к боевой стрельбе.
Это занятие - необходимый шаг для принятия решения на допуск подразделения к тактическим учениям с боевой стрельбой. оно предназначено для проверки готовности к тактическому учению. основной метод обучения - практическая работа.
тема занятия должна быть близкой к теме предстоящего учения. Занятие не предполагает боевой стрельбы. Для его проведения создается комиссия. Проводит его один из заместителей командира, руководителя учения. Все должностные лица в комиссии назначаются из состава руководства учения, посредников и контрольной группы. По результатам проверочного занятия разрабатывается акт на допуск подразделения к тактическому учению с боевой стрельбой. Продолжительность его устанавливает руководитель учения (не более суток).
Тактическое, тактико-специальное учение - высшая и наиболее эффективная форма тактической подготовки частей и подразделений, важнейшее средство повышения их боевой готовности, подготовки к боевым действиям в современном бою. Их основная цель - совершенствование боевого слаживания и полевой выучки войск для умелых и решительных действий при выполнении задач по поражению противника в различных видах боя, проверки боевой готовности.
Сущность тактических учений заключается в том, что в их ходе командиры, штабы и войска продолжительное время практически выполняют свои задачи в общей, непрерывно развивающейся тактической обстановке, по единому замыслу, на разной местности, на большую ее глубину (дальность), непрерывно днем и ночью и в любое время года. Основной метод обучения на тактических учениях - практическая работа обучаемых по выполнению своих функциональных обязанностей. Кроме того, могут применяться объяснение и показ (демонстрация).
Учения проводятся по комплексным темам, предусматривающим отработку боевых задач в нескольких видах общевойскового боя (оборона или наступление). В содержание темы могут включаться также вопросы встречного боя, передвижения подразделений, расположения на месте, отхода и выхода из боя, ведения боя в окружении.
При этом командиры подразделений учатся сами и одновременно обучают подчиненных. Подразделения готовятся к ведению боевых действий в различных условиях, практикуются в умелом использовании вооружения и техники на поле боя. Кроме того, в ходе тактических учений у них формируются высокие морально-боевые и психологические качества, чувство войскового товарищества, повышается физи
3. Военная дидактика (теория обучения военнослужащих) 281
ческая выносливость; совершенствуются приемы и способы ведения общевойскового боя; проверяются проекты уставов, наставлений и руководств, новых теоретических положений тактики артиллерийских подразделений; вырабатываются способы боевого применения новых образцов вооружения и техники.
на учение подразделения выводятся в полном составе со штатным вооружением и необходимым количеством боевой техники, обеспечивающим качественную отработку учебных вопросов, и обязательно с подразделениями и средствами усиления и поддержки.
С подразделениями сокращенного состава кадров учения проводятся только в период их развертывания (учебного сбора), при укомплектованности не менее 50%.
С подразделениями связи, специальных войск, тыла проводятся тактико-специальные учения.
Плановые учения организуются и проводятся в соответствии с планом боевой подготовки: с ротой (батареей) - командиром батальона (дивизиона), с батальоном (дивизионом) - командиром полка, что в полной мере отвечает требованию, чтобы каждый начальник учил подчиненных.
темы тактических учений для рот (батарей) определяет командир части, для батальона (дивизиона) - командир соединения.
В год планируется проведение следующего количества тактических учений: ротных (батарейных) - два, в том числе одно с боевой стрельбой; батальонных (дивизионных) - два, в том числе одно с боевой стрельбой.
Динамика боевых действий в ночных условиях должна составлять 30% от общего времени.
Продолжительность учения определяется программами боевой подготовки.
Тактическое учение
одна из основных форм тактической подготовки (См. Тактическая подготовка) и боевого слаживания подразделений, частей и соединений всех родов войск (сил флота), обучения их командиров и штабов приёмам организации и ведения боя путём решения тактических задач на местности в условиях, наиболее приближенных к боевой действительности. В Советских Вооружённых Силах Т. у. делятся на общевойсковые (проводятся подразделениями, частями и соединениями) и тактико-специальные (инженерные, связи, тыловые и др.). Общевойсковые Т. у. от роты и выше проводятся обычно по комплексным темам, охватывающим отработку нескольких видов боевых действий. Основные цели Т. у.: совершенствование тактических знаний и практических навыков солдат и сержантов в выполнении ими различных боевых задач, а командиров, кроме того, - в организации боя и управлении подразделениями в бою. Т. у. могут быть двусторонними или односторонними; на двустороннем учении обе стороны действуют в соответствии с организацией и тактикой советской войск; на одностороннем - противник обозначается отдельными солдатами и подразделениями со средствами имитации, управляемыми мишенями и макетами применительно к тактике действий вероятного противника. Продолжительность Т. у. может быть от нескольких часов до нескольких суток. В ходе учений могут проводиться боевые стрельбы подразделений из штатного оружия и артиллерии, бомбометание авиации, пуски ракет и др. Н. Н. Фомин.
Большая советская энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия . 1969-1978 .
Смотреть что такое "Тактическое учение" в других словарях:
Тактическое учение - наиболее совершенная форма практического обучения подразделений, частей и соединений всех родов войск, специальных войск и служб, их командиров и штабов ведению современного боя. Т. у. войск подразделяются на общевойсковые и специальные. По… … Краткий словарь оперативно-тактических и общевоенных терминов
Тактическое учение с боевой стрельбой - проводится в целях повышения полевой выучки войск, проверки боевой подготовки личного состава, совершенствования слаженности подразделений (частей, соединений) и навыков командиров и штабов в управлении войсками в условиях, максимально… … Словарь военных терминов
Лётно-тактическое учение - высшая форма лётной подготовки авиационных частей, подразделений и нх органов управления. В ходе Л. т. у. отрабатываются различные боевые задачи в условиях, приближенных к боевой обстановке; совершенствуются умение н навыки ведущих групп,… … Словарь военных терминов
Учение началось утром,когда патрульный вертолёт, обнаружил двигающуюся в лесистой местности побережья группу вооружённых людей численностью до пятидесяти человек. На опознавательные сигналы группа не отвечала и постаралась скрыться от воздушных наблюдателей в складках сильно пересечённой местности.
Об обнаружении неизвестных было немедленно доложено в штаб прикрывающего этот участок побережья десантно-штурмового батальона гвардии подполковника Александра Баранова. Проанализировав возможные варианты действий незаконного вооружённого формирования, офицер сделал вывод, что целью условного противника является важный радиотехнический объект, расположенный на небольшом удалении от побережья в районе условного посёлка. Оборона объекта была тут же усилена. А для уничтожения диверсантов батальон был поднят по тревоге.
Замысел комбата был прост. Две десантно-штурмовые роты с двух сторон отсекают террористов от путей отхода вглубь прибрежной территории и принуждают двигаться в нужном направлении. В конечном итоге противник должен был наткнуться на третью десантно-штурмовую роту, которая перекрывала путь в районе населённого пункта. На неё возлагалась главная задача: остановить незаконное вооружённое формирование, связать его боем и не допустить прорыва к посёлку, где находился охраняемый объект.
Ротой, которая должна была замкнуть окружение, командовал гвардии старший лейтенант Дмитрий Шабанов. В её составе были как опытные бойцы, уже не раз принимавшие участие в подобных учениях, так и те, которые только набирали опыт. Учитывая быстроту передвижения условного противника, гвардии подполковник А.Баранов принял решение доставить роту Д.Шабанова на исходный рубеж, высадив морпехов с вертолётов. Такое решение было продиктовано ещё и соображениями военной хитрости.
Дело в том, что лесистый участок побережья часто заканчивается ровным песчаным пространством, поросшим редким кустарником. Вытеснить условного противника на открытое место означало его гарантированное уничтожение.
Выслушав комбата, заместитель командира бригады морской пехоты гвардии подполковник Игорь Калмыков, который руководил учениями, внёс некоторые поправки и одобрил его тактический замысел.
Вертолётный десант - элемент боевой подготовки, который в морской пехоте отрабатывается с особой тщательностью. Для этого всегда отбирались наиболее подготовленные гвардейцы. Вот почему высадка прошла точно и без задержек.
Группы высаживались в заданных местах и тут же занимали оборону, обеспечивая огневым прикрытием высадку товарищей. Но до намеченного рубежа обороны оставалось ещё более километра.
Здесь сказалась боевая выучка, которой в десантно-штурмовом батальоне издавна уделялось самое пристальное внимание. Гвардейцы передвигались по открытой местности короткими перебежками, используя для укрытия любые подходящие складки местности. Издали это казалось удивительным. Вот первые номера устремляются вперёд, пробегают метров пятьдесят и исчезают. Затем за ними устремляются вторые номера боевого расчёта. Только вблизи можно было оценить умение «чёрных беретов» маскироваться на местности. В этом элементе боевой учёбы заметно преуспел гвардии младший сержант Евгений Вербицкий, который сумел даже узкую траншею длиной не более метра превратить в надёжную огневую точку.
Командир роты гвардии старший лейтенант Д.Шабанов занял место на своём командном пункте, откуда в дальнейшем руководил учебным боем. Пока бойцы занимали оборону, ротный поставил командирам взводов боевую задачу и стал ожидать команд боевого управления от руководителей учения. Рота притаилась в ожидании появления условного противника.
Первые сообщения об огневом контакте с диверсантами поступили примерно через час. Рота ничем не выдавала своего присутствия на позиции. Даже личные мобильные телефоны остались в казармах. Вскоре вертолёты нанесли ракетный удар по условному противнику, заставляя его ускоренно двигаться в нужном направлении.
Учебный бой начался далеко за полдень. Рота обрушила на условного противника лавину огня и перешла в наступление с заданного рубежа. Взятый в огневое кольцо десантно-штурмовых рот противник оборонялся недолго. Боевые стрельбы, сопутствующие ротному тактическому учению, показали, что у бойцов десантно-штурмового батальона результативность всегда снайперская. И рука набита, и глаз намётан.
В итоге учебный бой у посёлка, где центральную роль сыграли подчинённые гвардии старшего лейтенанта Д.Шабанова, выявил не только возрастающее мастерство профессиональных военных, но и направления его дальнейшего совершенствования. Недаром в десантно-штурмовом батальоне бытует поговорка, которую постоянно напоминает своим подчинённым гвардии подполковник А.Баранов: «Сохраняйте боевое совершенство, и совершенство сохранит вас».
Юрий Шевченко, «Страж Балтики»
